Юрий Хазанов: Знак Вирго

— Какой Кацман? — привычно спросили близнецы.

Юра задумался.

— Нёма, — сказал потом. С Нёмой он дружил больше. — Что нам сегодня задали?

— Гаврош, — сказал Нёма. — Дитя улицы.

— Очень хорошо. Ну, вот и рассказывай.

— Давай я расскажу! — крикнул Алданов. — Я лучше!

— Пускай, — согласился Нёма.

— Нет, давай ты! — сказал Юра.

— Нет, я! — опять крикнул Алданов, и все зашумели.

— Тише! Мешаете работать… — сказал Юра. — Очень хорошо.

— Что «хорошо»? — поинтересовался Васильков.

— Вот ты и отвечай!

— Не буду.

— Тогда «неуд» получишь. — Юра взял ручку, обмакнул в чернильницу-невыливайку, стряхнул от волнения на пол.

— Не имеешь полного права, — сказал Васильков.

— Тогда встань и ответь!

— Не буду!

— Очень хорошо… — Юра вывел в журнале «неуд».

— Получишь после уроков! — сказал Васильев.

И тут Юра вспомнил про девчонок: с ними, наверняка, легче.

— Грунина! — вызвал он. Это была самая тихая из всего класса, и лицо у нее, как у сонной куклы в витрине магазина Мюр и Мерилиз, что на Петровке, напротив Большого театра.

— Ну чего? — поднялась Грунина.

— Не «чего», а отвечай.

— Что отвечать-то?

В самом деле, что? Юра никак не мог сообразить, как ни старался.

— В рассказе «Гаврош», — подсказала Таня Карцева, — говорится о том времени…

— Это не рассказ! — крикнул Нёма Кацман.

— А что же? — сказал Юра.

— Ты разве не знаешь? — удивился Шура Кацман.

— Сам ты не знаешь! Не мешай, а то…

— Они правильно говорят, — сказал кто-то. — Это из романа. Там девочка Козетта…

— Какая еще Козетта? — с отвращением сказал Юра. Отвращение относилось к самому себе: как он мог не знать — так много читает, целые дни сидит на зеленом бабушкином диване, возле зеркального шкафа, положив книгу на откидной валик… И вот: Кацманы знают, а он…

— Учитель называется! — сказал Лесин.

— Тише! — Юра постучал по столу. — Ты что стоишь, Грунина?

— Я же отвечаю.

— Ну, отвечай.

— Не буду, — сказала Грунина и села.

— Смотри, «неуд» поставлю.

— За что?.. Я же не могу так. Все кричат, подсказывают… А ты…

Она заплакала.

— Перестань реветь, — сказал Юра. — Ведь еще не поставил.

— Да, когда поставишь, поздно будет.

— Так… Теперь второй вопрос, — сказал Юра.

— Еще на первый не ответили!

— Верно. Кто будет?

— Я! — крикнул Нёма и побежал по проходу к доске. — Значит, когда это было, да? Это было, когда кардинал Ришелье решил все делать сам и управлять страной. Ему и фамилию такую дали — «Ришелье», потому что он за всех все решал. У него были гвардейцы, а у короля мушкетеры… А потом…

Нёма говорил громко, долго, и все молчали и слушали, и Юра тоже слушал. Он глядел на Нёму, на ребят, на Анну Григорьевну, на желтый двухэтажный дом за окном, выходящим на Мерзляковский переулок, но почти ничего не слышал и не понимал.

Нёма замолчал. Юра с удивлением взглянул на него.

— Все? — сказал он. — Правильно, садись.

— Какая отметка? — крикнул долговязый Волков с задней парты.

— «Оч. хор.», — сказал Юра. — Тише! Что смешного?

— Он тебе «Три мушкетера» рассказывал! — закричал Алданов. — Александра Дюма. А ты уши развесил!

— Сам ты развесил! Иди к доске отвечать!

— Не пойду!

— Пойдешь! Сейчас отметку поставлю.

— Получишь!

— Иди отвечай! — крикнул вдруг длинный Волков. Он не любил Алданова. — Ты ведь больше всех знаешь!

— Не ходи! — крикнул Лесин.

— Иди!

— Не ходи!

Кто-то замяукал. Стоял невообразимый шум.

— Прекрати мяукать! — заорал Юра. — Это ты, Алданов?

— А тебе что?

— Выйди из класса!

— Сам выходи!

— Выйди, а то…

— Попробуй!

— Давай следующий вопрос! — предложил Шура Кацман. — Какие нам Анна Григорьевна давала… «Почему писатель сравнил Гавроша с воробьем?»

«Каким еще воробьем? — подумал Юра. — Причем тут воробей?..» И ему стало вдруг невыносимо обидно, даже в носу защипало: воробей какой-то… Все смеются, некоторые даже грозят…

И тут раздался звонок: тетя Нюра, как всегда, ходила по коридорам с колокольчиком в руке. «Так быстро? Наверно, по ошибке…»

— Так, — сказала Анна Григорьевна и отошла от окна. — Все успокоились… Садись на место, Юра… Запишите задание на дом… Очень хорошо… Следующий урок арифметика. Его прове…

— Я больше не буду! — закричал Юра.

— Его проведу я, — сказала Анна Григорьевна. — Идите все на перемену.

— Отметки считаются? — спросил Васильков.

— Нет, — сказала Анна Григорьевна.