Юрий Хазанов - Черняховского, 4-А

В общем, с Володей они не скучали, и что ещё нравилось Гоше, о чём бы Володя ни говорил, что ни объяснял, у него не получалось, как в школе: «Учитель всегда прав!» «Садись или выходи за дверь!» И всё в таком роде. Такого человека и спросить про многое хочется — ребята и спрашивали. Даже кто-то — про « культ наличности » спросил: говорит, дома ему ничего отвечать не стали, только кричат…

Володя сначала рассмеялся, сказал, что «культ наличности » у всех на свете, наверно, есть и будет, пока деньги существуют, а вот «культ личности » — дело другое… Это, как бы вам объяснить…

И начал объяснять.

— Это когда про всё одно только мнение… одно сужденье. Про человека, книгу, событие историческое… поступок какой… Предположим, я говорю: вот ты, Федька Долин, лучший и талантливейший пацан нашей эпохи. Умнее тебя нет. Добрее — нет. Курносей — нет. Майка у тебя самая красивая в Европе. Трусы — самые красивые в Восточном полушарии. О кедах уж молчу…

— А если он, правда, такой? — спросила одна девочка и покраснела.

— Такие, — сказал Володя, — встречаются только в сказках. А живые люди одного цвета, по-моему, не бывают. Они и чёрные, и белые, и серо-буро-малиновые.

— И Пушкин? — начали его спрашивать.

— И Павлик Морозов?

— И Чапаев?

— Погодите, погодите… Конечно, у всех у них были и хорошие черты, и поступки и не слишком хорошие. А насчёт Морозова… Лично я думаю, что он вовсе не герой, а трагическая личность… Несчастный человек. Ведь герой это кто достоин подражания, а предать родного отца, как сделал Морозов… чему тут подражать. Это страшно.

— Но ведь отец враг! — закричали ребята.

— Но ведь он отец, — сказал Володя. — Вы можете спросить: что же надо было делать на месте Морозова? Смотреть, как отец ворует?.. Не знаю… Только не то, что сделал сын… Отец плохой? Уйди от него… накажи забвением… презрением. Но предать?

— А про культ? — вспомнил Гоша.

— Что про культ?

— Ну, ты начал объяснять, Володя.

— А культ… — Он опять призадумался. — Это когда в отдельном человеке, или целиком в стране видят одно только хорошее и кричат об этом на весь белый свет… Но такого не может быть. По законам природы…

— Это что ж получается… — заговорил Федька Долин.

— Вот так и получается. Я сказал только своё мнение. Думайте сами…

Володя, казалось, был растерян не меньше ребят…

В другой раз заговорили о мамонтах. Федька утверждал, что шерсть у них длиною аж до метра, но никто не верил, и тогда Володя сказал, у него в тумбочке последний номер «Науки и жизни», так как раз статья про мамонтов. Федька вызвался принести, побежал в комнатушку к Володе. Вернулся он нескоро, все уже позабыли, о чём спор, но, всё-таки, оказалось, что Федя прав: у взрослого мамонта остевые волосы, так было написано в журнале, чуть больше метра, и шерсть густая, даже на хоботе. А ростом не выше слона, вовсе не гигант какой-нибудь…

Позднее, когда остались одни, Федя сказал Гоше:

— Знаешь, чего я там видел? Сказать?

— Где?

— У Володи в тумбочке!

Первое, что пришло Гоше в голову: наверно, пакетики Федька нашёл с этими резинками, у которых название, вроде килек в томате. И ему стало стыдно за Володю.

— Нет, дурак, — сказал Федя. — Совсем не то… Ой, я даже не знал, что такое у нас печатают!

— Какое? — Гоша опять подумал о всяких непотребных подробностях человеческих взаимоотношений.

— Журнал там один… Да не «Наука и жизнь», другой совсем!

— «Огонёк»?

— Сам ты «Огонёк»! Такой… Не по-русски. А на обложке картинка… Знаешь, какая?

— Голая?

— Не голая, а наш Хрущёв! Только не фотография, какие везде висят, а как у нас на капиталистов… Карикатура. Вот!

— Врёшь. Это, наверно, президент американский.

— Что я, не знаю? Спорим!

— Надо у Володи спросить.

— Да ну! Я, выходит, у него рылся там… Неудобно…

Вскоре у них в лагере был родительский день, и к Гоше мать приезжала, а к Федьке — отец и мать, навезли всякой всячины. Вечером, после линейки, Федя сказал Гоше, прожёвывая домашнее печенье:

— Я у отца спрашивал про журнал этот. Он говорит, это всё вражеские вылазки, и там враньё одно. А кто такое увидит, должен сразу сообщить…

— Кому? — спросил Гоша.

— Не знаю, отец не сказал…

В четверг их отряду объявили, что у вожатого Володи заболела мать, и он срочно уехал.

А на следующей неделе появился новый вожатый.

Некоторые из тех, кому посчастливилось читать моё жизнеописание, спрашивали: а что, действительно я такой уж эротоман, блудник, распутник или довольно удачно притворяюсь? И всякий раз я отвечал примерно одно и то же.