Юрий Хазанов - Черняховского, 4-А

Получать удовольствие от свободного перевода этой незатейливой пьески нам с Юлием поспособствовала его Лариса, сделавшая подстрочный перевод с польского. Я уже говорил, по-моему, что она знала почти всё: во всяком случае, почти все славянские языки, алгебраическую лингвистику, классическую литературу (и не классическую тоже); а также умела много чего: покупать в очередях продукты, сносно готовить из них разные блюда, чинить электричество, ремонтировать мебель. Успевая при этом гулять с собакой и писать диссертацию.

Что же касается двух комнат на Ленинском проспекте, то они свалились на их семью нежданно, негаданно, и благодарить за это следовало не, как обычно, генерального секретаря, партию и правительство, а представительство Белоруссии, которое находилось в одном доме с ними на Маросейке и решило расширить свои владения. В новом жилище семья Даниэлей состояла уже из трёх, а не из четырёх человек: мать Юлия определили в больницу, и, по-видимому, надолго, если не навсегда…

Я нашёл у себя на одной из полок первую афишу нашего спектакля, полученную в театре после генеральной репетиции.

Вот она:

Мария Ковнацкая

Орешек

Музыкальное представление для детей

Перевод с польского и сценическая редакция

Ю. Даниэля и Ю. Хазанова

А дальше идут строки, написанные от руки и обращённые к нам:

Потом следуют подписи артистов (Орешек, Белка, Барсук, Ежи, Стась, Бабушка, Уж, Ворона…) и приписка от начальства:

Дорогие Ю. и Ю.!

Надеемся, вы не упрекнёте нас в банальности, но на память приходит небезызвестное изречение о том, что мужчина обычно хочет быть первым, а женщина — последней. Поскольку руководство нашего театра олицетворяется лицами обоего пола, мы хотели бы стать вашей и первой, и последней привязанностью, и чтобы вы сделались нашими первыми и последними авторами…

Директор

Главный режиссёр

Как говорится, «пустячок, а приятно»…

Но тут же вспоминается, что через несколько лет наши фамилии исчезли с афиш, а позже появились снова, но в несколько изменённом виде: Ю. Петров и Ю. Хазанов.

Почему? Объясняю, — как любили со значением произносить это слово сын Чалкина, Митя, и вторая жена Юлия Даниэля: потому что так решили в Комитете госбезопасности. При чём тут они? Объясняю ещё раз: Юлий оказался «вредителем», почище мальчика Стася, и ему, после ареста и освобождения, запретили подписываться своей фамилией, а дали другую. Отчего «Петров»? Скорей всего, по принципу «Иванов, Петров, Сидоров» — какие первыми приходят в голову. Эта ни в чём не повинная фамилия долгое время распространялась потом и на переводы Юлия, которые ему удавалось изредка получать в издательствах. Но чаще он (и не только он) в те годы переводил не под насильно присвоенной фамилией — Иванов, Петров, Сидоров, а под вполне реальной — существующего «легально» человека, кто получал в издательствах работу как бы для себя, отдавал её своему лишённому «литературных» прав другу, печатал под своей фамилией и потом, естественно, ему же вручал полученный гонорар. Такими «подставами» у Юлия бывали известные уже как переводчики Окуджава, Самойлов (а также и ваш покорный слуга).

К этим манипуляциям со своей фамилией Юлий отнёсся на удивление спокойно: даже не помню, чтобы хоть раз выматерился. Мне же это дало повод отправить ему на ближайший его день рождения телеграмму такого содержания:

«Дорогой наш Ю. Петров зпт наломал ты много дров зпт поздравляем зпт будь здоров тчк твой Ю. Ильф и Римма».

Однако Ильфом я не стал, и мы с Юлькой так и не написали ничего совместного — ни про один стул.

На том дне рождения он меня удивил — чтобы не сказать, обидел. Быть может, всё случившееся не стоило и «выведенного яйца», как говаривала наша соседка, но я до сих пор не могу забыть это незначительное, казалось бы, событие.

Гостей было много, далеко не всех я знал — празднование проходило вскоре после освобождения Юлия из тюрьмы и лагеря, где он пробыл ровно пять лет — от звонка до звонка — и сделался уже достаточно знаменитым в определённых кругах, вполне заслужив своё признание, потому что смело и достойно вёл себя на судебном процессе и потом, в заключении. Среди пришедших поздравить, помимо близких друзей, были журналист из Дании и несколько юристов — из тех, кто вели дела его «подельников»-диссидентов, тоже обвинявшихся в злостном подрыве советского строя. К одной из женщин-адвокатов Юлий подвёл меня в самом начале вечера со словами: