Юрий Хазанов - Горечь

Но ведь другие — такие, как Марк — готовы к подобному: готовы становиться (и становятся) дворниками, сторожами, истопниками, арестантами… Чем он лучше? Не лучше и не хуже, просто трусливей. Нужно честно это признать… Заткнуться и не кукарекать…

Так что же делать сейчас? Крутиться, словно уж на сковородке? Не слишком умело хитрить, стараясь, чтобы «волки были сыты и овцы целы», помня, что «плетью обуха не перешибёшь», а «попал в говно, так не чирикай»?.. Вспомнились стихи Марка:

Эх, самым милым выходом для Глеба было бы тогда поступить так, как два десятка лет спустя, находясь там же, где он сейчас, поступил человек, которого я в те годы знать не знал, потому что ещё не придумал. Назвал я этого человека Гоша Горюнов, но чтение на досуге философских повестей Вольтера подсказало мне прозвище — «Кандид». Мой Кандид был тоже молод, честен, простодушен, но работал в мастерской по ремонту пишущих машинок.

(Читатель уже мог познакомиться с ним на страницах предыдущей, 5-й части моего повествования, но эту любопытную историю, приключившуюся с Гошей-Кандидом, я ещё не рассказывал. Вот она — только, пожалуйста, не слишком удивляйтесь.)

…Как-то летом, а может зимою — Гоша Горюнов был тогда в мастерской, — позвали его к телефону.

— Иди, Георгия просят, — сказали ему. — Женский голос. Блондинка, сразу слыхать… Раньше Гришке Левину побольше звонили, теперь ты его заместитель… Бабоукладчик-полуавтомат…

— Ладно вам, — сказал Гоша. — Это насчёт машинки, наверно.

— Точно, насчёт неё…

Когда он взял трубку, там были короткие гудки. Разыграли, подумал Кандидов, но не обиделся.

Он вышел из мастерской в шесть вечера и направился к метро. За углом к нему подошёл мужчина.

— Георгий? — сказал он.

— Да, — ответил Гоша. Он не удивился: привык, что часто обращаются. — У вас какая? — спросил он, имея в виду машинку.

— Это неважно, — сухо ответил мужчина, имея в виду место своей работы. — Горюнов? — снова спросил он.

— Ну да. А вы от кого?

— От… самогО, — сказал мужчина в рифму. — Пройдём в скверик, сядем?

Чудила какой-то, подумал Гоша, но клиентов он успел повидать всяких, да и делать было нечего. Они прошли в сквер, сели на скамейку.

— Кури, — сказал мужчина и вытащил сигареты.

— Спасибо, не курю.

Мужчина закурил, испытующе поглядел на Гошу.

— Ты должен нам помочь, — сказал он. — Георгий. — Имя было произнесено так, словно само его звучание бесповоротно предопределяло получение от Гоши помощи.

— Пожалуйста, — сказал Кандидов. — Я не против. Только вы же не говорите, чего у вас.

— Не у меня лично.

— Служебные мы обслуживаем по наряду, — сказал Кандидов.

— Георгий, — сказал мужчина, помолчав, — ты давно знаешь Чалкина?

— Он ваш знакомый? Чего ж сразу не сказали? У него машинка хорошая… «Дипломат» это, в общем, та же «Олимпия». Фирма что надо. У вас такая же, да?

— Георгий, — повторил мужчина, — дело не в «Олимпии»…

— А в чём?

Мужчина не ответил. Он глубоко затянулся сигаретой и поглядел на Гошу серьёзно и печально. Как Сикстинская Мадонна на картинке из «Огонька»…

И тут шофёр затормозил, их тряхнуло, и Гоша увидел, что сидит в чёрной «Волге», — он сразу понял, что в чёрной, по цвету капота, — и ещё в машине двое мужчин. Один смотрел на него умными усталыми глазами, в руках у второго была зачётка заочного юридического института и скрипка.

— Хочешь, сыграю? — спросил второй.

— Не надо, — сказал Гоша. — Куда мы едем?

— В детский парк имени Песталоцци, — сказал первый, и у него вдруг выросла борода.

— В парке хорошо, — сказал Гоша. — Там цветы.

Он был почти уверен, что опять его разыгрывают. Только, на этот раз, не братва из мастерской, а кто-нибудь из клиентов — хотя бы тот же Чалкин Владимир Семёнович, или профессор один: всегда шутить любит; пока машинку чинишь, маски разные напяливает и такие анекдоты отчебучивает!..

Тем временем машина свернула с площади на узкую улицу, подкатила к высокому массивному зданию, остановилась. «Подъезд № 7», — прочитал Гоша. Цифра «7» ему нравилась с детства… Ясно, профессор, опять подумал он. К другому, тоже профессору, привёз. А может, к академику: дом подходящий…