Сьюзен Баркер - Сайонара

Я никогда не встречала парней подобных Юдзи. Он настолько деятелен и быстр, что ему просто некогда раздумывать и переживать. Именно это я и любила в нем больше всего. К тому же он так хорош собой, что иногда мне больно смотреть на него. Юдзи говорил, что еще недостаточно стар, чтобы задумываться о службе в какой-нибудь корпорации. Он работал на группировку якудзы, что контролировала район Синсайбаси: развозил наркотики, выбивал долги. Пусть чертовски рискованно, но разве лучше сложить голову на алтарь какой-нибудь корпорации? Меня всегда привлекали рассказы о криминальных разборках, но Юдзи редко говорил о работе. Гораздо больше я узнавала от коллег из бара – девушек, которые встречались с приятелями Юдзи. Я слушала истории о предателях, которым отрезают уши, о бамбуковых палочках, загоняемых под ногти, о главарях конкурирующих группировок, перерезанных напополам самурайским мечом. Юдзи только усмехался в тарелку с лапшой и называл моих подружек легковерными выдумщицами. Может быть, все это не более чем миф, но байки из жизни якудзы заставляли мое сердце биться чаше.

Отсюда Англия казалась невообразимо далекой, да и к тому времени я успела порастерять прошлые связи. Мать со своим приятелем сбежала в Испанию, когда я заканчивала шестой класс (я не особенно возражала – он слишком часто пускал в ход кулаки, а она всегда была на его стороне). Университетские друзья стали адвокатами и бухгалтерами, окончательно увязнув в однообразии серых будней. А вот я никак не хотела взрослеть и вовсе не стремилась вернуться домой, чтобы пополнить ряды адвокатов и бухгалтеров. Мне нравилось думать, что я смогу вечно скитаться по миру и никому не быть обязанной.

– Привет, Ватанабе. Если я когда-нибудь увижу, что ты сам загрузил посудомоечную машину, со мной точно случится сердечный приступ.

Ватанабе ссутулился за разделочным столом. Он резал лук. Нож вспыхивал, словно серебряная молния. Ватанабе – вялый кухонный призрак, юноша, полностью погруженный в себя. Слышал ли он меня? Он вообще-то слышит? Вода била из кранов, на столе громоздились горы грязных тарелок.

Пока я обозревала окрестности, в дверях появилась Мама-сан, закутанная в красное шелковое кимоно. Она разглядывала царящий в кухне беспорядок: одна рука уперлась в бедро, другая – в косяк двери. Рукав кимоно сполз, скрыв вышивку с водопадом и горой. Сегодня Мама-сан изображала гейшу – набелила лицо, накрасила губы ярко-алой помадой. Меня всегда восхищал ее яркий, праздничный стиль. Я слышала, что в молодости Мама-сан была красавицей; впрочем, она и сегодня оставалась весьма привлекательной женщиной.

– Ватанабе, лапша кимчи, две порции, тринадцатый столик.

Когда я делаю Ватанабе заказ, то потом несколько раз возвращаюсь на кухню, чтобы удостовериться, что он не впал в обычное бессознательное состояние. Маме-сан достаточно всего лишь раз рявкнуть в своей манере армейского старшины – и больше ничего не требуется. Она холодно кивнула мне, наблюдая, как я стряхиваю в корзину остатки пиццы. Я ответила жалкой полуулыбкой. Зря вы думаете, что мы с ней дружны, потому что я, как-никак, подружка ее единственного сына. Ей явно не по душе, что Юдзи крутит роман с одной из ее подчиненных, к тому же иностранкой.

– Мэри, иди сюда.

Мама-сан поманила меня к двери и указала на посетителей, окуривавших бар сигарным дымом.

– Я хочу, чтобы ты подсела к тем двоим – Мураками-сан и доктору. Сегодня посетителей мало, и в баре тебе делать нечего.

– Ладно.

– Принеси им горячие полотенца и меню. Предложи цыпленка терияки.

– Хорошо.

Мама-сан тяжелым взглядом оглядела меня с ног до головы, затем оттянула ворот топа, ища спрятанную сигарету. Вот черт!

– Мэри, ты знаешь, сколько платят наши клиенты за час, проведенный в твоем обществе?

Я кивнула. Забудешь тут, когда напоминают каждые пять минут.

– Э… простите. Эти блестки – они такие маленькие, что никто и не заметит, а при таком освещении…

– Посетители, которые приходят сюда, выкладывают за общение с тобой кучу денег. Это значит, что ты должна одеваться соответствующим образом. Пожалуйста, это больше не надевай. Ступай.

Ступай? Униженная, я направилась к двери. Да кем она себя возомнила?

– Да, Мэри…

Ну, что еще? Нацепив любезную улыбку, я обернулась.

– Если Мураками-сан снова будет дуть тебе в шею, просто вспомни, сколько он платит за столь невинное удовольствие.

Я больше не улыбалась. Три месяца. И больше ноги моей здесь не будет.