Сьюзен Баркер - Сайонара

– Голубые.

– Вот и не угадал! Они карие!

Карие? Не может быть!

– Я знала, ты не позволишь мне запачкать ручки! – промурлыкала Катя и ускользнула в бар, победно виляя бедрами.

Неужели карие? Мои радары обследовали кухню. Все как обычно. Моющее средство пенилось в посудомоечной машине, электрические спирали в духовке холодны. Каждый угол на пути к холодильнику, внешний и внутренний, на своем месте: каждая щель, каждый баклажан и луковица. Плесень поедает морковные очистки на второй полке. От четвертого измерения ничего не скроешь. И как это Кате удалось сохранить в тайне цвет своих глаз?

Освоившись в четырехмерном пространстве, я начал выделять из общего хаоса отдельные гиперобъекты. В гиперпространстве внутренние органы занимают то же место, что и внешние. Каждое человеческое тело в четырехмерном пространстве похоже на хаотическое скопление кровавых пятен. Вообразите себе все реки крови, виденные за вашу жизнь в дешевых фильмах ужасов, которые слились в один поток. Перед вами реальность четвертого измерения! Примерно к десятому посещению гиперпространства я мог уже различать отдельные органы и наблюдать за их функционированием. Сегодня, после месяцев, проведенных в гиперпространстве, я свободно определяю уровень сахара в крови, распознаю любые болячки и диагностирую самые запущенные заболевания.

Попадая в гиперпространство, вы обнаруживаете, что мысли других живых существ для вас столь же понятны и доступны, как простое желание утолить жажду. Реальность четвертого измерения пронизана мыслями всех живых существ – от человека до планктона. Тысячи внутренних монологов врываются в ваш мозг. Много часов, скитался я по подземке, завороженный мыслями незнакомцев, их неврозами и извращениями связанными с нахождением в подземной капсуле, несущейся сквозь тьму.

Именно Мэри, сама того не желая, привела меня в лаунж-бар «Сайонара». К тому времени я окончательно покинул университет и проводил дни, слоняясь по улицам Осаки. Я встретил ее в вестибюле станции Синсай-баси, у окошка банка. Наступило время ленча, и вокруг шумела толпа. Я спокойно ждал в очереди свою ежедневную тысячу йен на суши с лососем и пачку «Лаки страйк». Нетерпение пронизывало моих соседей, стоявших в длинных очередях к банкоматам. Мой внутренний спектрограф показывал возрастание стресса и напряжения – люди переступали с ноги на ногу, хрустели суставами и отпускали в уме критические замечания о медлительных соседях.

– Давай же, дряхлая ведьма! Двигай задницей! Ну же, старая развалина с болезнью Альцгеймера! Сколько раз ты собираешься засовывать туда эту карточку?

Момоко Ямада, 20 лет, секретарша.

– Если эта тупоголовая Барби не перестанет верещать в свой мобильный… Ну, что ты так уставилась? Господи, если не хочешь, чтобы разглядывали твои ноги, носи юбку подлиннее!

Нобуру Йосикава, 28 лет, менеджер телемагазина.

– А вдруг они успеют декодировать чип корпорации «Андромеда» до того, как я тайно вывезу его из страны? Может быть, стоит дождаться, пока меня подберут в Бразилии?

Каори Танизаки, 36 лет, домохозяйка и преподаватель флористики.

Множество пар глаз провожало Мэри. При ее приближении люди про себя удивлялись статям амазонки. Мы, жители Осаки, гораздо ближе прочих японцев к западным стандартам, но даже по западным меркам Мэри казалась великаншей. Она с независимым видом прошла сквозь плотное облако любопытства и встала в очередь. Она стояла, расправив плечи и выпрямив позвоночник, словно ее размеры – осознанный выбор, а не генетическое отклонение.

– Спорю, что если Человек-паук, Годзилла и якудза вступят с этой большой американкой в смертельный поединок, она сотрет их в порошок!

Юи Кавагава, 11 лет, вместе с матерью направляется в универмаг «Ханкуи».

Я заинтересовался Мэри. Стоя в очереди, она мужественно пялилась прямо перед собой. Ее умственная активность казалась почти нулевой – практически прямая линия. Мысли заменяла музыкальная тема. Самая навязчивая мелодия из всех, что мне доводилось слышать – горько-сладкий рефрен унижений и печалей этой жизни.

Чтобы мелодия продлилась, я последовал за Мэри мимо банкоматов. Скользил за ней мимо прачечной «Ландромат» и салонов игровых автоматов «Пачинко». Я преследовал ее по шелесту кожаной куртки и львиной гриве золотых волос – и всякий раз сердце останавливалось, когда мне казалось, что сейчас она скроется из виду. В пустоте, наполненной отвращением, мелодия длилась и длилась. Мы двигались сквозь полуденные толпы Синсай-баси, пересекали вонявшие мочой переулки. И вот мы вскарабкались на шестой этаж какого-то здания (причем я задыхался и опаздывал ровно на этаж). Когда я наконец догнал ее, последние ноты мелодии исчезли за тяжелой двойной дверью. Там амазонка снова зашелестела кожей и на превосходном японском принялась болтать с дородной матроной – хозяйкой бара. Дверь отворилась. В проеме замаячила та самая матрона.