Андрей Волос - Предатель

Над ним всегда беззлобно потрунивали. Великан Сема Берман по прозвищу «Полторак» как-то раз, когда Юрец заявил, что по части выпивки может обставить любого и вызвался допить ополовиненную, а затем с неудовольствием отставленную Берманом кружку пива, хмуро заметил, что, дескать, да, спору нет: пить больше всех и допивать за всеми — это и есть дело настоящего мужчины…

Нелепая страсть к экзотическому имела под собой, как полагал Бронников, тоску по перевоплощению: Юрцу было скучно изучать технологии загрузки кокса, и потому он, приехав в числе иных студентов-практикантов на Днепровский металлургический комбинат им. Ф. Э. Дзержинского, в первый же день, бродя по окрестностям и наткнувшись на какую-то барахолку, обзавелся пошитыми явно еще до Гражданской войны просвечивающими на заду штанами-галифе. Не смущаясь тем, что завязочки древних штанин болтаются над цивильными ботинками, Юрец маршировал вдоль прокатного стана, горланя что-нибудь вроде:

Изумлению чинных местных инженеров не было предела…

Через неделю на той же барахолке купил отчаянный Юрец и хромовые сапоги. Став в сильную копеечку, они подняли его облик от деревенского придурка до фольклорного героя вроде матроса Железняка. В ночь после их приобретения Бронников проснулся от непривычного звука. В шестиместной комнате общежития плавал стеклистый свет уличных фонарей; Юрец, занимавший соседнюю койку, заворочался, и снова что-то заскрипело. В конце концов Бронников приподнял одеяло: Юрец спал обутым, сапоги жали, и когда он во сне сучил ногами, пованивающая кожа отзывалась бодрым скрипом…

Сапоги повлекли за собой новое приключение: вечерами Юрец стал таскаться на конезавод; вернувшись, горделиво повествовал об особенностях разной сбруи, аллюрах, породах; ахалтекинец и кеглян, бабки и камарги, мундштук и гонтер, ковка и сыромять, гвозди и зацепные отверстия, вальтрап и капцунг — все это из него так и сыпалось. Он выклянчил у Мити Карпова байковую жилетку с замшевыми боковинами, а у Машки Козловцевой — алую, искусственного шелка, косынку; ходил с палочкой и называл ее «стеком», а бороду всякий раз тщательно расчесывал и одеколонил.

Недели через три его конской жизни Бронников выбрался поглядеть.

Он пришел в самое время: Юрец как раз в седле, парень в центре круга держит корду, пегая кобыла идет рысью.

Юрец смотрелся красиво: левая рука вальяжно и расслабленно держала повод, правая так же вальяжно висела вдоль корпуса; косынка, повязанная шейным платком, светилась на закатном солнце, борода торчала лопатой, а надменная физиономия хранила примерное такое выражение, с каким средневековый суверен мог размышлять о судьбе прогневившего его вассала.

И если бы при этом Юрец не вихлялся из стороны в сторону, будто связанный веревочками, то и дело сползая с седла то в одну сторону, то в другую, и не растопыривал худые ноги, ступни которых почему-то беспрестанно вылетали из стремян!..

На третьем курсе буйную растительность Юрца погубили безжалостные установления военной кафедры.

Трудности у него возникли на первом же занятии по строевой подготовке. Капитан Мережко, на плоском лице которого, по мере того как он присматривался к Юрцу, проявлялось выражение недоумения, с каким, бывает, недалекие люди смотрят на дрессированных животных, в конце концов остановил колонну.

— Вот вы! Два шага вперед!

— Я? — недоуменно озирался Юрец, тыча в грудь пальцем. — Меня?

— Вы! Да, вы!

Польщенный вниманием, Юрец посеменил вперед.

— Два шага, я сказал! — взорвался капитан. — Что вы делаете?! Назад!

Юрец вернулся, недоуменно пожимая плечами.

— Два шага вперед!.. Стойте! Два, я сказал! Назад! Вы считать умеете?! — надрывался капитан. — Два шага вперед!.. Стоять! Два! Два! Два — знаете?! Два!!!

После пятой или шестой попытки Юрец ткнул себя пальцем в переносицу, впился подслеповатым взором в погоны капитана и, то ли не разглядев толком, то ли не сумев соотнести эти два явления чуждой ему культуры — количество звездочек и воинское звание, оскорбленно спросил, обойдясь самым подходящим, на его взгляд, обращением:

— Товарищ военный! А что вы на меня кричите?

Смотреть, как он шагает по плацу, сохраняя на физиономии бравое выражение готовности к победе, сходились все досужие офицеры кафедры. Это было настолько удивительно само по себе, что нелепые пируэты, предпринимаемые Юрцом по команде «Напра… во!» или «Кру… гом!», уже никому не казались чем-то из ряда вон выходящим.