Андрей Волос - Предатель

— Понимаю.

Надел очки и спросил:

— Вы его любите?

— Очень, — призналась Кира.

Гоцкий побарабанил пальцами, рассеянно блуждая взглядом по разложенным на столе бумагам.

— Шестьдесят, если не семьдесят процентов женского бесплодия не имеют рационального объяснения. Жена здорова. Муж здоров. Детей нет… От другого — пожалуйста. Другая от него — сколько угодно. А вот совместным, так сказать, образом… — Он досадливо щелкнул пальцами: — Полная стерильность!

— Почему?

— Не знаю, голубушка! И никто не знает. Может, и дознаемся когда-нибудь… а пока дело так обстоит.

— И что же мне делать? — тупо спросила она.

— Выкручивайтесь, — сказал тогда профессор. — Как знаете, так и выкручивайтесь. Одно скажу вам, голубушка: действуйте как врач. Хладнокровно и расчетливо. Понимаете меня?

Она кивнула.

Может, профессор и прав был, но кивнула скорее из вежливости, чем из признания правоты. Потому что знала: никогда не сможет на такое решиться.

Как это можно вообще?! Как такое вообразить?! Как потом в глаза смотреть?! Жить как с этим?!

Господи, о чем это она?! Лезет в голову всякая чертовщина! Давно уж надо забыть!..

Артем, Лизка, Юрец… Шегаевы… не забыть бы в салат ту банку крабов, что с ноябрьских осталась.

Лифт остановился. Кира вышла, закрыла громыхнувшую дверь и нажала на звонок.

Будильник затрещал — как с цепи сорвался.

Артем дернулся, рывком протянул руку, ударил наотмашь — и с третьего раза попал наконец по кнопке.

Несколько секунд лежал, переводя дух. Потянулся, скуля, сел на постели, с тоскливой бессмысленностью глядя в белесое от фонарного света окно и безнадежно почесываясь.

Лизка сопела, ткнувшись лицом в подушку.

Некоторое время он прислушивался к собственным ощущениям. Так и не придя к какому-нибудь более или менее определенному заключению, вздохнул и неслышно пробормотал:

— Господи Исусе, спаси и помилуй.

Почесал затылок, поскреб щетину, зевнул, нашарил босыми ступнями тапочки, прошлепал к стене и щелкнул выключателем.

Курево всегда лежало на полу у постели, а теперь пропало. И на замусоренном подоконнике тоже не нашлось. Равно как и на столе — в беспорядке тюбиков, засохших кистей, шпателей, лоскутов линолеума и прочего инвентаря и материала.

Негромко матюкаясь, ощупал все карманы в груде разнокалиберных шмоток, заваливавших два венских стула-ветерана, в силу непоправимой калечности способных стоять только рука об руку.

Снова раздраженно перекидал пустые пачки на подоконнике.

— Лизка! Папиросы где?

Лизка едва слышно вздохнула, поворачиваясь к стене.

— Ладно, спи…

Обследовал пепельницу, но и это не принесло ничего хорошего: все окурки оказались либо страчены в ноль, либо напоследок раздавлены, была у него такая дурацкая привычка.

— Твою же не мать! — тихо сказал Артем.

Вышел на кухню, аккуратно громыхнул чайником, чиркнул спичкой и зажег газ.

Скрадывался он зря, соседки все равно не было — на новогодние праздники и зимние каникулы Алевтина Петровна уехала в Ярославль. Ну да когда в коммуналке живешь, привыкаешь. Хоть и нет никого, а все не один. Так-то у них нормально складывалось: они с Лизкой тихо себя вели, а баба Аля, как ее стала звать Лизка, жила на два дома, почему пребывала в вечном разоре и перемещении, и жизнь ее состояла из непрестанных сборов в поездку к внукам.

Шумно умылся, слегка намочил и причесал короткие волосы. Посмотревшись в зеркало, нахмурился.

Выбрал из грязной посуды, громоздившейся на их столе, граненый стакан, ополоснул. Даже потер пальцами, но чайные кольца все равно остались. Кинул щепотку заварки из рваной пачки, с бряканьем бросил алюминиевую ложку, чтоб не лопнул, и дополна налил кипятком. Сыпанул сахар из бумажного пакета, отломил кусок зачерствелого батона.

Придвинул табуретку, сел. Жевал молча, бездумно глядя на свое отражение в окне.

Одевшись по-уличному, с шапкой в руке, заглянул в комнату.

— Лизка! — сказал он. — Слышь? Ты встанешь, убери тут! Вообще уже как в слоновнике!

Лизка тонко всхлипнула и шевельнулась, глубже зарываясь в одеяло.

Артем перевел взгляд на подрамник, секунду помедлил, успев повторить про себя все, что повторялось по несколько раз на дню — не в больницу бы сейчас тащиться, а за работу встать; и не санитаром бы подвизаться, а сделаться наконец профессионалом (в том смысле, чтобы деньги своими художествами зарабатывать); и не в комнатульке этой ютиться (да еще и не своей), а заиметь бы мастерскую…