Юрий Азаров - Подозреваемый

— А что еще? — спросил тихо Петров.

— Был еще один момент. Однажды я зашел на кухню, чтобы поставить чайник. Анна Дмитриевна лежала на кушетке, днем она никогда себе этого не позволяла. А тут лежала на кушетке, и рядом с нею, на полу, валялась белая роза. Я ахнул.

— Анна Дмитриевна, вы срезали розу? — спросил я.

— Нет, это другая роза, — ответила она как-то печально. — Я нашла ее в почтовом ящике.

Мне это показалось странным.

— Вы об этом факте рассказывали кому-нибудь?

— Да, мы с Федором на эту тему как-то перемолвились.

— А он что?

— Сказал, что старуха помешана на белых розах.

— И все?

— Нет. Еще одна деталь, я теперь вспомнил. В тот день приехала Раиса, и они крепко ругались.

— Вы не припомните каких-нибудь слов, выражений, может быть, угроз?

— Помню. Анна Дмитриевна все время говорила, что она ничего не собирается брать с собой на тот свет, что все останется ей, сволочи, и внучке, Женьке.

— А Раиса что?

— Раиса кричала, что она сейчас хочет жить, а не потом.

— А не упоминалась при этом белая роза? — не-ожиданно спросил Петров.

— Может быть, и упоминалась, только я точно не могу припомнить.

Затем приехали криминалисты. Щелкали аппаратами. Рылись в мусоре, ползали по полу. Мимо меня несколько раз проходила Раиса. Глаза у нее зло поблескивали, но она, улыбаясь, обратилась ко мне:

— Вот в историю попали…

— Ничего, — отвечал я, — как-нибудь все распутается.

Следователь долго беседовал с Раисой, а потом снова со мной. Я напрямую спросил у него:

— Вы, должно быть, и меня в чем-то подозреваете?

Петров уклонился от ответа. Помолчал. И как бы через силу, пряча глаза, точно ему стыдно было о чем-то спрашивать меня, осведомился:

— А к вам никогда никто не приходил через окно второго этажа? Ночью?

Я покраснел. Я не знал, как и что отвечать. Раз он спрашивает, решил я, значит, ему известно, что ко мне действительно влезали в окно ночью. И не однажды. Но назвать Сашеньку я не мог, а отрицать сам факт прихода ко мне ночной гостьи было нелепостью. И я сказал:

— Это правда.

— Вы могли бы назвать, кто это был?

— Не хотелось бы.

— Хорошо, я не настаиваю.

Ответ Петрова меня удивил. Он располагал к беседе. Мне хотелось с ним говорить. Хотелось рассказать и про Сашеньку. С Сашенькой я познакомился на пляже. Она подошла ко мне и спросила:

— Вы умеете нырять?

— Умею, — сказал я, рассматривая ее длинные распущенные волосы, загорелое лицо и оригинальный розовый купальник-бикини.

— Понимаете, я уронила очки в воду.

— А вы не умеете нырять? — уточнил я, собираясь полезть в воду, именно туда, куда она мне указала.

— Я пробовала, но у меня ничего не вышло. Вот если бы маска…

Минут десять я, как дурак, нырял. Дно было илистым. Вода стала мутной. Я возил в грязи руками и не находил очки. Пробкой вылетая на поверхность, я решал про себя: "Последний раз!" (А в сознании мелькало: мне противопоказано нырять, тем более в грязной воде, нос мой слишком чувствителен: моментально схватываю дичайший насморк.) Но как только я, выскакивая из воды, видел прекрасное лицо незнакомки, моя решимость исчезала, и мне казалось, что я буду нырять тут до второго пришествия, лишь бы всякий раз видеть ее, сидящую на огромном камне и шепчущую:

— Я совсем не могу без очков.

— Придется подождать. Сейчас вся эта муть осядет, и, может быть, нам удастся что-нибудь разглядеть.

— Хорошо, — обрадовалась Сашенька. В ее лице проступало что-то ангельское. Много дней спустя я понял, что в ней жила удивительная способность включать где-то внутри себя какие-то тайные фары и гнать на собеседника потоки небесного света, добрейшего тепла, какого-то невообразимо прекрасного очарования. Потом я наблюдал ее иной — решительной, смелой, беспощадной. И когда она была такой, ее скулы заострялись, шея вытягивалась, плечи становились угловатыми. Она была гимнасткой. И ей ничего не стоило влезть на второй этаж.

— Вы с ума сошли, миледи, — сказал я ей, испугавшись, когда впервые увидел ее фигуру в проеме моего раскрытого окна.

— Зато я вошла незамеченной, — ответствовала она на том же языке. — Входить в дом мужчины, который не поймешь — холост или женат, прекрасной барышне просто неэстетично…

— Безнравственно, — подсказал я.

— Вот именно, — продолжала Сашенька, легко перемахивая через узкий подоконник.

— Ну, а если барышню кто-нибудь схватит за ногу при тайном проникновении в дом? Что тогда?

— Этого не произойдет. Дама проникает в дом инкогнито. И лишь после тщательного изучения обстановки.