Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё

— Ну, это тебе так думать проще…

— Канешна! А ты не в курсе, что 67 процентов школьниц подвергаются насилию!

— Это статистика вашего класса?

— Это статистика вашего мира!

— С чего ты взяла?

— С того… Интернет читать надо. Опрашивали… Анонимно. И получилось 67. Ну это все: и те, которых совсем, и те, которые как я… А ты говоришь…

Две из трёх… Каждые две из каждых трёх…

Да пусть одна из ста — что там у вас про слезинку ребёнка?

Мне в голову не приходило в насколько паскудном мире приходится жить этим девочкам. Что ничегошеньки за последние десять тысяч лет на свете не изменилось. В лучшую, во всяком случае, — ничего. Полчища мало-мальски созревших щенков, каких им книжек на ночь ни читай, каких мультиков ни кажи, как ни вдалбливай разницу между что такое хорошо и что такое плохо, не успевают выйти из дому как тут же берутся озираться в поисках добычи. Потому в генах это у них (у нас!): имеешь чем — иди и имей. И они идут и находят. И не обязательно попривлекательней — не привлекательность на том этапе влечёт — досягаемость. А визжит — ломается. Все они, давалки, такие. Особенно по первому разу. А у самих тот же свербёж: а чего это меня — да не имеют? Хуже других я, что ли? Только начинается у них попозже. Хотя созревают вроде бы раньше… Господи, до чего же всё сложно-то! Или просто…

— А в себя приходила долго?

— С полгода. Прятаться стала. В комнате запираться. Музон гонять мрачный. Фильмы смотреть отстойные. Я же плакать не умею. Ты вот ляпнешь чего, и через минуту забыл, а я месяц в себя прийти не могу… А тут такое…

Эх ты, психолог! — месяц!.. Знала бы, сколько ерунды — вот сущей порой ерунды — во мне за полвека скопилось! И я таскаю, таскаю весь этот хлам, не зная как от него избавиться, и он всё ниже к земле гнёт.

Месяц… Ты поживи сначала немножко.

И следом: дурень ты, Палыч! Дурень, блин, и самолюб! Весь твой хлам вековой против одного только этого её грузика ни шиша не весит. Не вечер она от той грязи отмывалась — до сих пор никак не отчистится. Почему и посвятила тебя в эту свою самую тайную тайну. А ты…

— И что: родители так ничего и не заметили?

— Ну как это ничего. Папка первый заподозрил. С разговорами подкатывал. Собирались меня даже к врачу вести — отнекалась, попсы позитивной накачала, стала врубать погромче, с добрым утром говорить, шоколадки всякие выпрашивать, шмотки… Они и успокоились.

— Неужели не хотелось поделиться? Невыносимо же…

— А зачем? Чтобы он этих уродов грохнул, а сам сел?

— Не знаю… Вообще…

Вообще, я не сомневался, что этим бы, скорее всего, и кончилось. К прокурорским-то Валюха бы точно не пошёл, своими бы силами разобрался.

— Тимке могла пожаловаться…

— Ага! Он бы дёрнулся, а ему нож в пузо, да?.. Зачем? Я им сама отомстила. На новый год. У нас в школе дискотека была, так я их в тубзик завела и сосать друг у дружки заставила.

— Как это, — я элементарно потерялся, — завела?

— Да очень просто. Подошла и сказала: пошли чо скажу. Они хмыкнули и пошли. И в туалет, между прочим, ещё вперёд меня заскочили. А я дверь стулом заклинила и объяснила, что очень на них за лето обижена и что завтра пойду в милицию и заявлю.

И мне сразу стало понятно, как она Тимку спровадила и почему шансов остаться у него не было.

— Смело.

— На то и расчёт.

— И долго готовилась?

— Говорю же, полгода.

— А они чего?

— Ну, Сергей-то сначала не растерялся: кто тебе поверит, это вон когда было, и ничего не было, ты вообще, небось, целка ещё, а я: а если нет? А если нет, говорит, мы сто пудов не при делах. Да, говорю? А футболочку помнишь? я, говорю, её не стирала, лежит она, вами заляпанная, в пакетике в нужном месте, суда дожидается. Так что, говорю, приплыли вы, маньяки.

— А что они тебя там же и задушат в голову не пришло?

— Ну ведь не задушили же!

— Повезло… А так, между прочим, чаще всего и бывает: убивают не из злодейства, а от страха, что заложит.

— Я по-твоему дура, что ли? Я сразу предупредила, что две девчонки знают, с кем я, куда и зачем. И что дома дневник, и там тоже всё подробно — с именами и фамилиями. Так что убивать они бы не рискнули.

— Про подружек наврала?

— Почему? Юлька знала…

— Всё?

— Что надо…

— И чего они?

— Да не они — Сергей один. Чего, говорит, хочешь? Чтобы извинились? Ну извини! Правда извини. Денег? Сколько? Пять тыщ хватит? А я смотрю — этот, второй, ну Витя который, — обоссался. Главное унитазы кругом, а он в штаны — пипец! Нет, говорю, сплющились мне твои деньги, вы меня унизили, теперь ваш черёд. Соси, говорю, у него. Ты чего, говорит, долбанулась? кто соси? Да ничо, говорю, не долбанулась. И стою жду. Ну, ты сам знаешь: если не орать и вообще лишнего не говорить, скорей добьёшься… Он по новой: чего хочешь? Я, говорю, сказала чего. Не поняли — ладно, щасливо оставаться, завтра в другом месте встретимся. А это, говорю, чтобы мне веры больше было, и ногтями себя по горлу, и типа дверь отпирать. И тогда он реально шуганулся. Стой, говорит, и дружбану своему: давай. Тот: чо, при ней, что ли? Получилось, что я прям как угадала: привычный он был. Этот: молчи громче! и молнию расстёгивает. А Витюха упёрся и ни в какую: не буду при ней и всё… Мне его даже жалко на минутку стало — в мокрых штанах стоит, а тоже гордость… Ну вот хоть уходи! И я уж собралась, а Сергей по-своему, наверно, понял и конкретно ему в грудину — на! И тот присел на корточки и… ну и пошёл туда-сюда гонять. Серёга мне: смотреть обязательно? Скажи, говорю, спасибо, что не фоткаю. Ох, говорит, и сцуко ты. Я ничо, молчу. Он: ну всё, хватит? Нет, говорю, не хватит, кончай давай. Не могу, говорит. Постарайся, говорю, тогда ведь смог…