Другими словами, решение Конституционного суда развернуло ситуацию в обратном направлении. Предоставив дополнительные преференции региональным баронам, российская власть вернулась на путь укрепления авторитарного правления республиканских и областных элит, усиление этнократического принципа верховенства «титульных наций» и «коренного населения».
Но самое печальное другое. Решение Конституционного суда отчетливо продемонстрировало слабость высшей государственной власти в стране и ее неэффективность. Спрашивается, зачем было создавать дополнительные бюрократические надстройки в виде семи армий федеральных представителей, инспекторов, советников и консультантов? Зачем тратить такие огромные бюджетные средства на содержание аппаратов полпредов (фактически избыточных информационно-аналитических служб), освещающих разные неблаговидные дела региональных владык? Не проще ли организовать процедуру их цивилизованной ротации? Стоило ли превращать верхнюю палату парламента в, по сути дела, назначаемый, а не избираемый орган с низкой степенью легитимности лишь для того, чтобы не обидеть бывших глав республик, краев и областей, дав им по синекуре в новом «Сенате»? Зачем тратились немалые деньги на проведение многочисленных форумов и «круглых столов» по поискам новых кадров для России, если отныне все сколько-нибудь способные, мыслящие по-новому кадры будут надолго отрезаны старыми властными элитами от принятия управленческих решений? Увы, мы в очередной раз произвели имитацию деятельности вместо самой деятельности.
Здесь следует сказать и о Чечне, без сомнения, самом проблемном регионе России. Эволюция «чеченской политики» Путина проходит в рамках логики все того же «поствертикального периода»: тот же акцент на политическую целесообразность и правовой партикуляризм.
Во время своего визита в Грозный накануне «исторического референдума» по Конституции тогдашний глава кремлевской администрации Александр Волошин сообщил о необходимости заключения Договора о разграничении полномочий между федеральным Центром и Чечней. «По России мы стараемся сократить количество таких договоров. Но Чечня — это особый случай». А ведь период «укрепления вертикали» начинался с критики договорной практики как порождения ельцинской политики суверенизации. «Особость» Чечни, необходимость отличного от других субъектов правового регулирования — эти тезисы озвучены как президентом («самая широкая автономия»), так и другими представителями кремлевской администрации (Владислав Сурков). В течение двух лет созданные президентом аппараты его полномочных представителей в образованных семи федеральных округах вели работу по исправлению положений в региональных Конституциях и Уставах, противоречащих статьям и положениям общероссийского Основного закона. В центре внимания президентских назначенцев было обеспечение изъятия из Основных законов российских субъектов конструкции «суверенитет». Башкирия была вынуждена заменить понятие «суверенитет» на «государственность», а вокруг права Татарстана сохранить в своем Основном законе данную юридическую конструкцию Центр и республиканские власти ведут сложные правовые дискуссии (положение о «суверенитете» Татарстана опротестовано российской Генпрокуратурой в Верховных судах России и Татарстана). В выносимой же на референдум Конституции Чечни в статье 1 черным по белому прописан ранее столь неприемлемый для путинского Кремля суверенитет. «Суверенитет Чеченской Республики выражается в обладании всей полнотой власти (законодательной, исполнительной и судебной) вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий по предметам совместного ведения Российской Федерации и Чеченской Республики и является неотъемлемым качественным свойством Чеченской Республики (курсив мой. — С. М.)». Эта же статья вместе с тем содержит положение о Чечне как составной части России, однако еще в июне 2000 года (в период «укрепления вертикали») Конституционный суд России постановил, что слово «суверенитет» не может относиться к субъектам Российской Федерации. Даже «ограниченный суверенитет» не может быть прерогативой республик в составе России. Таким образом, налицо двойной стандарт в правовом обеспечении региональной политики.
Но и «суверенитетом» юридические противоречия вынесенной на референдум Конституции Чечни не ограничиваются. В статьях 29 и 30 вводится понятие «граждане Чеченской Республики». Между тем не кто иной, как сам президент Владимир Путин, в 2002 году подписал новый федеральный закон «О гражданстве РФ», который не предусматривает для россиян никакого иного гражданства, кроме российского. На понятие «граждане Чеченской Республики», думается, стоило бы обратить особое внимание. Выше мы уже писали о том, что проблема беженцев 1991–1994 годов из Чечни оказалась вне поля зрения и российских политиков, и российских экспертов. Не является ли в данном случае конструкция «граждане Чеченской Республики» закамуфлированным юридическим закреплением нынешней, сложившейся в результате неудачной попытки суверенизации Чечни этнодемографической ситуации?
Читать дальше
