Почти каждый день Лена ходила в Банный, но беременной одиночке сдавать никто не хотел. Согласилась только одна квартировладелица — старая пропоица из Лианозова. Более приличные хозяйки отказывали: не хотели брать с ребенком. Одна было согласилась, но попросила паспорт, долго его изучала — искала штамп о браке и, не найдя, отказала…
Вопрос Жени о квартире вернул Лену к ее горестным обстоятельствам, и она расплакалась — впервые за последние два месяца:
— Да если б штамп проклятый стоял, я бы, может, и домой поехала. Родила бы здесь и приехала — привык бы отец… А так — для него позор… по его положению…
Шурик сочувствовал. Шурик таращил свои и без того круглые глаза. Шурик искал выход. И нашел:
— Лен, так пошли да распишемся. Всех дел!
Стовба еще не успела осознать полученного великодушного предложения, а Алю как каленым железом прожгло: она Шурика для себя готовила, пасла для своего личного употребления, как молодого барашка, это на ней он должен был жениться, с ней расписаться…
Но Лена вместила в себя предложение — все могло сложиться правильно. Так, так, так… — щелкало в белокурой голове.
— Шурик, а мама твоя как отнесется?
— Нет, Лен, ей и знать не надо. Зачем? Мы распишемся, снимем тебе комнату, родишь, а там, может, домой тебя отправим. А когда все образуется, разведемся… Подумаешь…
Вот какие дела, думала Стовба; Гена Рыжов, до смерти влюбленный, сбежал от страху, а этот московский мальчик, вшивый интеллигент, маменькин сынок, готов помочь ни с того ни с сего…
Лена с интересом взглянула на Альку — та окислилась, глазки еще больше, чем обычно, закосели. Лена усмехнулась про себя: из всех здесь присутствующих она одна поняла, что у Альки в душе творится, и легчайшее злорадство всплеснулось: не собиралась Лена соревноваться с этой трудолюбивой и приличной казашкой, а просто так вышло само собой. Раз — и победила…
Слезы у Лены разом высохли, пропавшая ее жизнь пошла на поправку.
— И в Банный со мной сходишь, Шурик?
— А почему нет? Конечно, пойду.
Женя Розенцвейг восторженно заорал:
— Ура! Шурик, ты настоящий друг!
А Шурик действительно чувствовал себя настоящим другом и хорошим мальчиком. Ему всегда нравилось быть хорошим мальчиком. Назавтра уговорились подать заявление в загс — в качестве свидетелей должны были выступать Женя с Алей. Аля проклинала себя за пирог, за день рождения, праздновать который ей самой и пришло в голову, но придумать для спасения своего будущего ничего пока не могла…
И действительно, назавтра пошли в загс, теперь, уж конечно, не во Дворец бракосочетаний, а в простой, районный. Подали заявление. Регистрацию, принимая во внимание выразительный живот, назначили через неделю. Шурик было забыл, но ровно через неделю утром позвонила Стовба и сказала, что через час ждет его возле загса. И Шурик побежал и успел вовремя: расписался с Еленой Геннадиевной Стовбой, временно спас репутацию, и теперь она могла ехать домой в достойном положении замужней женщины…
23
Матильда с кошками еще в самом начале мая уехала в деревню. Собиралась пожить там недели две, продать унаследованный дом и вернуться никак не позже начала июня. Однако получилось неожиданным для нее образом: дом оказался живым и теплым, и ей было в нем так хорошо, что она решила его не продавать, а устроить в нем нечто вроде дачи. Не хватало в нем только мастерской, и Матильда принялась за ее устройство. Строительства как такового и не нужно было — огромный двор, крытое помещение для скотины, в котором давно уже скотины не держали, надо было укрепить и окна прорезать, и вышло бы идеальное помещение для скульптурной работы. Одна была беда: мужики местные пили не просыхая и работников найти на простую плотницкую работу оказалось нелегко. На ум Матильде приходил Шурик, он бы ей здесь ой как пригодился. Не по плотницкой части, а скорее по житейской. Несколько раз она даже ходила на почту за восемь километров звонить в Москву, но дома у него никто не отвечал. В середине лета случилась оказия: сосед деревенский ехал в Москву на два дня на машине и предложил взять Матильду с ее котами. Она собралась и приехала.
В городе скопилась масса дел, но за два месяца отсутствия московские дела как бы поблекли и выцвели, а теперешние, деревенские, — купить гвозди, соседкам лекарства, семена цветочные, сахару хоть килограммов десять и так далее, и так далее — занимали более важное место в голове. Однако уже в дороге — езды было пять-шесть часов, как повезет, — начало происходить какое-то замещение: вспомнила, что за мастерскую не заплачено, что у подруги Нины дочка, наверное, уже родила, а она даже и не позвонила… И про Шурика вспомнила — как всегда, с улыбкой, но отчасти и с волнением. Приехавши, подняла телефонную трубку и набрала Шуриков номер — подошла его мать, алекнула слабым голосом, но Матильда с ней разговаривать не стала… Второй раз Матильда позвонила уже в одиннадцатом часу, снял трубку Шурик, она сказала, что приехала, он долго молчал, потом сказал:
Читать дальше
