Анатолий Гаврилов - Берлинская флейта [Рассказы; повести]

Находился Гортоп за Шлаковой горой, между погибшей речкой и железной дорогой. Там уже было столпотворение. Виктор постоял в стороне под пыльным деревом и вернулся домой.

— Ну что? — спросила мать.

— Не привезли, — ответил он.

После обеда он спал, вечером с матерью поливал огород. Утром мать снова послала в Гортоп, там уже было столпотворение, демобилизованный постоял под пыльным деревом и вернулся домой.

— Ну что? — спросила мать.

— Не привезли, — ответил он.

После обеда занялись крышей. Мать с чердака проволокой указывала щели. Виктор сверху накладывал латки. Работал он невнимательно и все поглядывал в сторону города.

— Ну как, пойдешь к Полищукам? — спросила мать вечером.

— Не знаю, — ответил он.

— А что тут знать? Иди! Живут они хорошо, дом у них хороший, деньги у них есть, Верка у них одна, по улицам не шляется — что тебе еще нужно?

Виктор надел новый костюм, купленный матерью в магазине уцененных товаров, и отправился к соседям, но до их калитки не дошел, а свернул к автобусной остановке и уехал в город.

Весь вечер он простоял в парке, у колеса обозрения, и ему казалось, что весь мир кружится: и цветы, и деревья, и луна, и девушки.

— Был? — спросила мать.

— Был, — ответил он.

— Как приняли?

— Хорошо…

Колесо обозрения кружилось всю ночь…

Мать разбудила его раньше, чем вчера, и он поехал в Гортоп.

Картина там не изменилась: толпа у конторы, шум, угрозы, истерика, вереницы машин, скрежет скрепера, ранняя жара, угольная пыль, запахи мазута и креозота… Впрочем, демобилизованный, заняв очередь и уже потеряв ее, сидел на камне под пыльным деревом и видел совсем другую картину: вечерний парк, колесо обозрения, девушки, звезды, цветы…

— Ну что? — спросила мать.

— Не привезли, — ответил он.

— А ты почему вчера к Полищукам не ходил? Где был?

Он не ответил, лег в темной комнате и закрыл глаза, чтобы снова увидеть колесо обозрения, но мать довольно грубо оборвала его замыслы и погнала на крышу.

Солнце жгло, мать с чердака проволокой указывала щели, Виктор сверху накладывал латки. Работал он невнимательно, мать злилась, а он все поглядывал туда, где в мареве жаркого дня покачивался город…

Вечером он поехал в парк, где и простоял до закрытия у колеса обозрения, и снова все кружилось в душистых волнах летнего вечера: и колесо, и девушки, и цветы, и луна — весь мир…

Уже дома, в поселке, выйдя из автобуса, он увидел поселковых хулиганов, стоявших у забора подстанции. Они подозвали его. Он подошел.

— Дембельнулся?

— Да.

— Когда угощать будешь?

Он молчал.

— Плохо слышишь? Уши прочистить?

— Завтра.

— Смотри.

Пришел домой — мать набросилась:

— Где был? Почему к Полищукам не пошел? Где шляешься? В банду записался?

Лежа в своем углу, он подумал о хулиганах: что делать? Где взять деньги на угощение? Ведь так они не отстанут… Может, взять из угольных? А с углем как?

Три вечера он никуда не ходил, стоял у калитки и тоскливо смотрел в сторону городских огней.

На четвертый прошмыгнул по Резервуарной к Полищукам.

Ольга Тимофеевна и Петр Иванович ужинали во дворе. Виктора они приняли радушно, усадили за стол, позвали Веру. Тем не менее Виктор за столом чувствовал себя скованно, напряженно, на вопросы отвечал односложно. После ужина пошли на веранду, где Вера готовилась в институт по газу, и там договорились, что отныне Виктор, без всякого стеснения, может вечерами приходить сюда с той же целью — Вера поможет.

И теперь он стал вечерами ходить к соседям на веранду. Вера вслух читала школьные учебники и по ходу чтения объясняла материал, Виктор напряженно вслушивался, кивал головой и ничего не понимал. Собственно говоря, он томился. Конечно, близость девушки не могла не волновать его, однако, приходя домой и ложась спать, он думал не о ней, а о колесе обозрения, на котором в волнах летней ночи кружились десятки, сотни, тысячи незнакомых, загадочных девушек, и вместе с ними кружился весь мир: и луна, и звезды, и деревья… Возможно, он догадывался, что Вера не похожа на своих родителей с их хвастливостью, лицемерием, тупой цепкостью, что это, наверное, хорошая девушка, но что все это значит? Оказывается, ничего… Нет, не могла эта простая поселковая девушка соперничать с теми грезами о парках и ресторанах, которыми продолжал жить демобилизованный свинарь. Особенно его угнетало то, что когда Вера шла в уборную, стоявшую рядом с верандой, то он слышал все, что она там делала…