* * *
На снегу обозначен след разобранной загородки,
И брошены в кучу остатки нераспроданных елок.
С морозов год начинается, и, если верить сводке
Погоды, — лишь холод вечен, во всяком случае, долог.
От праздника остаются сморщенные ошметки
Серпантина. И ветер жалит, как стеклянный осколок.
А выход к высшему смыслу или иной развязке
Не нужен и невозможен, лишь ближе к полудню примерно
Молочная белизна заменит любые краски.
Судьба, как известно, загадочна, слава недостоверна.
Бесспорны только вагоны, раздерганные от непрерывной тряски,
Платформы, на запасных путях ржавеющая цистерна.
* * *
Недоверие вызывает любой незнакомый предмет,
Потому что все должно находиться на одних и тех же местах,
Несмотря на то что время по встречной бежит полосе,
И боишься столкнуться с ним, потому что в природе нет
Ничего прекрасного, лишь беспорядок и вечный страх
Потеряться, отстать, оказаться вдруг не таким, как все.
И находишь радость лишь в звуковой оболочке слов,
Без которой бессилен разум и жизнь была бы совсем
Неотличима от смерти. Вливаясь в общий поток,
Первоначальный смысл никогда не бывает готов
К самораскрытию в рамках примеров или каких-то систем.
Но любой отчетливый звук по определению одинок.
* * *
По ночам непонятные звуки пронизывают весь дом:
То ли урчит холодильник, то ли скрежещет электродрель.
Если проснешься, то засыпаешь медленно и с трудом.
Теряется счет часов, порядок дней и недель.
А если слякотным утром зазвенит, как всегда, телефон —
Не знаешь, что и ответить, тем более — что сказать.
Кажется, все еще длится прерывистый и тяжелый сон
И все повторяется и пропадает опять и опять.
Только по-прежнему чернеют оттаявшие кусты.
Короткий день остается случайным, неделимым, простым.
С каждым годом все непонятнее жизнь, да и ты
Все меньше и меньше в ней закономерен и необходим.
* * *
Приходится если не полюбить, то по крайней мере
Примириться (поскольку любить вообще ничего не надо)
С этой рассеянной влагой, ждущей электрического разряда,
Чтобы пролиться и превратить в непролазную слякоть
Пыльную землю. (Здесь, в лесной ойкумене, в речной болотистой сфере,
Дождь имеет право идти, но совсем не обязан плакать.)
Смысл ржавеет, словно некрашеная проволочная ограда.
И, как всегда, ненавистна безвольная, немощеная мякоть.
Если перед тобой закрывают двери —
Не стоит стучаться. Да и жалеть о мнимой потере
Не обязательно. Скорее кончит окать по-новгородски и по-московски
акать
Глагол отдаленного грома, чем прольется покой и отрада.
Так что отчетливость ожидания (почти равнозначная вере)
Зависит от точки зрения или от силы взгляда.
Архимандрит Августин
«В большой счастливой зоне»
Архимандрит Августин (Никитин Дмитрий Евгеньевич) — богослов, путешественник, литератор-публицист и очеркист. Родился в 1946 году. Окончил физический факультет ЛГУ; затем учился в Ленинградской Духовной академии, где защитил кандидатскую диссертацию. В 1973 году пострижен в монашество; автор исследований по связям Российской Православной Церкви со странами Запада и Востока. С 1991 года действительный член Российского Географического общества, посетивший около 70 стран мира. Неоднократный автор нашего журнала.
Необходимое предисловие
В ХХ веке в сфере политики возник «вождизм», бич Божий. О «голом короле» хорошо сказал Владимир Маканин:
«Вдруг — и все кричат:
— Керенский!
Или:
— Фидель! Фидель!..
И образ создан, слеплен, и хоть бы вы сто раз знали некую истину, отличную от знания толпы, вы ничего не докажете. Вы просто умолкнете в бессилии, почувствовав себя лающей на слона моськой. А людская масса знай продолжает жить и творить своей подспудной мифологической мощью».
Сегодня ясно и ежу, даже противотанковому: Куба в параличе, как Союз в последние годы правления Брежнева. В цивилизованных странах политическая атмосфера не может быть затхлой: сквозняк очередных выборов быстро выметет «засидевшихся». Но при диктатуре весьма велика «роль личности в истории».
Психологи знают, что «настрой» нации во многом зависит от внешнего вида лидера. Но могут ли телезрители «подзарядиться», глядя на экран, где каждый вечер появляется дряхлеющий диктатор? А ведь Кастро побил все мыслимые рекорды, и ему пора в Книгу Гиннесса. Он пересидел Стреснера, Ким Ир Сена, Салазара, Хо Ши Мина; кубинский команданте переиграл и испанского каудильо. Кстати, с Франко у Кастро были особые отношения: оба они родом из провинции Галисия. За плечами Фиделя пять наших генсеков и два президента, он их уделывает, как котят.
Читать дальше
