Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 4, 2004

Справедливость требует заметить, что вывод был слишком поспешным. Век принял его с торопливой радостью школьников, бегущих после звонка из класса, не дослушав последних слов учителя. А ведь этими «словами» во спасение Разума были грандиозные и, в сущности, эффективные программы йенских романтиков, Гегеля, Шеллинга и — на свой лад — Кьеркегора.

О сути новой модели рационализма у Гуссерля см. стр. 540–541 труда Мотрошиловой.

Литературе хватило большого дыхания вплоть до 30-х годов XX века. Но далее это отставание и выпадение из статуса «духовного вождя» стало очевидным. Параллельно культуру начинает оккупировать не облагороженный литературой миф.

Не лишен символичности рассказ автора (стр. 22–23) о том, как в студенческие годы внимание Гуссерля было направлено на философию (в частности, на лекции Ф. Брентано) его близким другом, будущим президентом Чехословакии Т. Масариком. В 30-е годы Гуссерль и Масарик будут среди последних защитников гибнущего европеизма. Смена не придет, и Гуссерль скажет горькие слова о своих учениках — Шелере и Хайдеггере — о «поколении, охваченном разрушительным психозом».

Каждый может поставить на себе простой эксперимент: возьмите сводку новостей в газете или на телевидении и не спеша проанализируйте, насколько нейтральная — якобы — подача фактов уже сформирована и нагружена незаметным их толкованием и подсказками для нашей оценки фактов. Но стоит увидеть, как это сделано, — и магия исчезает. Мы свободны. Гуссерлевская техника «редукции», собственно, и дает такую свободу на более глубоком уровне.

«Вещь» и «суть дела» передаются в немецком одним и тем же словом «Sache». То есть, подсказывает Гуссерль, очищенное сознание обретает сразу и смысл, и реальность.

Одна сюжетная вариация этих тем: Жельвис В. И. Здравия желаю, товарищ Фортинбрас! — В сб.: «Язык, политика и литература: психолингвистический аспект». Ярославль, 2001.