От киоска он направился к большому административному зданию со множеством этажей, пристроек, входов, указателей и подворотен.
Мальчишка успевал следом. Ветер уносил пустой белый лоток в разодранном целлофане.
Зачем, на что надеясь, следовал Васенька за мужчиной с вязаным лицом?
Васенька пропадал. И цеплялся за всякого, подавшего копеечку или хлеб, за всякого, взглянувшего с жалостью. Васенька цеплялся к этим людям. Они пугались, отшатывались, как от паршивой собачонки. Тогда Васенька и сам пугался и отставал.
Погруженный в свои мысли, мужчина не замечал преследователя.
В конце узкой, низкой, но очень длинной, как пулей пробитой, подворотни чернела дверь. За ней он скрылся. Васенька постоял у двери, выждал и потянул за холодную ручку.
Поднялся по лестнице, отворил еще одну дверь.
И очутился в небольшом, глухом, без окон, вестибюле.
Горел огонек только что ушедшего лифта. Что-то задумчиво говорил допотопный радиоприемник. За низким барьером маленького пустого гардероба сидел худой, долговязый человек. Он слушал стоявший на барьере приемник и разглядывал пришельца. Смотрел он на Васеньку без всякого омерзения и даже без неприязни. И вдруг спросил, как давно знакомого:
— Холодно там?
— Ага, — вымолвил Васенька.
Глаза его увидели закипающий на стойке чайник.
— Ты к нам по делу зашел или погреться? — спросил человек.
— Дяденька, — жалобно протянул Васенька, всему на свете уже ученный. — Я сирота, у меня дома нет, можно, я у вас посижу немного, погреюсь?
Человек за стойкой удобно сидел в низком кресле с вытертой засаленной обивкой, вытянув далеко босые, с твердыми желтыми ступнями ноги.
Он наклонился и достал из-за барьера большой заварной чайник и жестянку с заваркой.
— Чай у меня хороший, от всего дурного излечивает. Пьешь чай?
— Спасибо, дяденька. Очень пью.
— Если дают.
— Ясно что. Только я, это… в туалет хочу, очень, — сказал Васенька.
— Понятное дело. Ступай в проход, и в конце коридора, пожалуйста. Куртку можешь скинуть.
Васенька положил куртку на черный лаковый барьер.
Все было невероятно, непонятно, странно и даже чудно. Что это была за контора в таком серьезном здании и без вооруженной охраны, без запертых на кодовые замки дверей, с такой уютной, домашней пылью по углам? Почему так спокойно разрешили пройти нищему бродяге и даже не смотрели вслед?
Коридорчик был глухой, короткий — тупичок.
В туалете лежало душистое мыло, висело чистое махровое полотенце. В зеркале Васенька увидел себя.
Сходив в туалет, он вновь поглядел на себя в пятнистое, щербатое зеркало. Пустил горячую воду. Стянул грязный свитер. Залез под кран. Намылил лицо, голову, шею, подмышки. Смыл грязную пену. Обтерся сухим полотенцем. Вновь погляделся в зеркало. Лицо стало розовым, детским. Мочки смешно оттопыренных ушей покраснели. Васенька быстро натянул свитер, пригладил мокрые вихры. У стены стояло ведро с тряпкой. Васенька собрал с пола воду. Ополоснул руки.
На барьере ждала его кружка черного, горячего, как огонь, чая. Сладкого, мятного, душистого. На тарелке лежали белые бутерброды с вареной колбасой.
Человек за барьером уже попивал из своей кружки.
— Вон стул у стеночки. Придвигай.
Человек за барьером ничего не спросил, просто выключил радио. Это было как желание слушать. И Васенька рассказал свою историю. Что мамка его умерла, что папка его неизвестно где, что сродственники его из квартиры погнали насовсем.
Выслушал человек внимательно. Ничему не удивился. Васеньке стало спокойно, как будто уже все испытания он прошел и беседовал сейчас в тишине с самим апостолом Петром, простым, босым, все повидавшим, хранителем ключей, висевших на щитке в гардеробе на гвоздиках. За чаем Васенька их углядел. А еще — круглые, бесшумно идущие часы. Да свою собственную куртку на пустой вешалке.
— Интересно, — сказал Васенька, — а вот человек прошел в пальто, с такой шапкой, где его пальто?
— Они у себя в кабинетах раздеваются, — сказал апостол.
Васенька зевнул вдруг и покачнулся, забывшись на мгновение сном.
— Это я от горячего.
— Иди-ка ты туда, в тот же проход, только не направо теперь, а налево. Там закуток с лежанкой. Только обувку скинь.
Васенька обувку скинуть не успел, уснул сидя. Но проснулся он босым, лежащим под одеялом в кромешной тьме. Шуршала мышь, как давеча, в злополучном том доме.
Когда он очнулся в другой раз, из прохода падал электрический свет, доносился чей-то разговор. Женский голос и мужской. Васенька сквозь дрему слышал эти голоса, невесть о чем говорящие, — Васеньке все казалось, что о нем.
Читать дальше
