Урмила Чаудхари - Узница. 11 лет в холодном аду

В январе и феврале становится очень холодно. Это происходит, когда наступает праздник Магхи. Иногда даже идет дождь, и влажный холод пробирается всюду. Тогда мы занавешиваем окна в хижинах мешками и тряпками и сидим вокруг огня столько, сколько можно. Отопления у нас нет, и нет также теплой воды. Мы моемся возле водокачающего насоса или в речке, даже зимой. И крепкой обуви у многих людей тоже нет. Но к этому быстро привыкаешь.

Хотя у нас всего было немного, я, тем не менее, чувствовала себя в Манпуре счастливым ребенком. Однако мое детство рано закончилось — в этот день праздника Магхи.

На следующее утро, когда я как раз сидела у огня, чтобы согреться, мужчины пришли снова. Я увидела их, несмотря на плотный туман, сразу, как только они вышли из-за угла и направились прямо к нашему дому. Очевидно, они ночевали в нашей деревне. В этот раз они не стали разговаривать ни со мной, ни с моей матерью, а сразу подошли к моему брату. Они сказали, что сейчас заплатят ему четыре тысячи рупий, а позже — еще две или три тысячи [4] 40 евро, 20 и 30 евро соответственно. .

Старший из них держал крупные купюры перед носом Амара.

Мой брат, уставившись в пол, взял деньги и сказал:

— Хунча — о'кей. Она пойдет с вами.

Услышав это, я выскочила из дома и спряталась в сарае у соседей, за дровами, между овцами.

Мой брат стал звать меня. Меня выдала соседка:

— Если ты ищешь Урмилу, то она у нас в овчарне.

— Урмила! — строго позвал меня Амар. И я поняла, что пропала. Опустив голову, я пошла к нему.

— Если ты уважаешь меня и нашу семью, то пойдешь с ними. Тогда мы сможем отдать долги и купить лекарства для баузу. Сделай это для нас. Ты спасешь жизнь всем нам.

У меня не было выбора, и я это знала. Я должна была сделать это ради моей семьи. Я смотрела на свои новые шлепанцы, на мою маму и понимала, что придется уходить.

Мужчины снова надели свои темные очки, сели на свои мотоциклы и уехали. Длинный хвост пыли тянулся за ними.

После обеда брат сказал мне, чтобы я собрала свои вещи. Мама начала плакать. Я завернула в платок свое пестрое летнее платьице и синюю курта, длинную тунику, которую носят со штанами. На мне была та же рубашка, что и вчера. Больше у меня все равно ничего не было.

Моя мать плакала, Бисрами плакала, и я плакала тоже. Амар схватил меня за руку и потащил за собой, прочь от нашего дома, прочь от остальных людей.

Солнце уже опустилось низко над джунглями. Сверчки в рапсовых полях стрекотали так же громко, как и всегда. Хижины, деревня, поля и деревья выглядели как обычно. Собаки лаяли, коровы жевали жвачку, лежа на песке, четыре пестрых поросенка носились по дороге. Но для меня с этого январского дня 1996 года уже ничего не будет так, как раньше.

Я проплакала всю дорогу. Может быть, с парой небольших перерывов, чтобы набрать побольше воздуха. Слезы попадали мне в рот, бежали по подбородку и шее. Нос заложило так, что я едва могла дышать. Я тяжело дышала и хрипела, но это никого не волновало. До Ламахи, ближайшего маленького городка, нам пришлось идти пешком больше двух часов. Я, спотыкаясь, брела по пыльной дороге. Когда я замедляла шаг, Амар силой тащил меня дальше.

Сумерки наступили очень быстро. Но я не боялась темноты. То, от чего у меня начинало бешено колотиться сердце, было впереди — только одна мысль о реке Рапти, которая пересекала равнину и через которую нам предстояло пройти, внушала мне страх. Никогда раньше я не была на другом берегу.

Мы не одни вышли из нашей деревни. Моя сестра Сарда провожала нас до ближайшего поворота к ее деревне. Кроме того, с нами были еще три девочки из нашей деревни вместе с их родственниками — их так же, как и меня, продали в качестве камалари.

Двигаясь по дороге, мы не разговаривали, пока не пришло время прощаться с Сардой. Она обняла меня и погладила по голове. Это она делала очень редко.

— Береги себя, майли, моя маленькая сестричка.

Она знала, что меня ожидает. В конце концов, она сама провела много лет в качестве камалари. Я вцепилась в нее, однако Амар снова потащил меня дальше.

За деревней, где жила моя сестра, начиналась река, и я это знала: деревню Сарды часто опустошали губительные наводнения.

И вдруг как-то сразу мы очутились на берегу Рапти. Она пересекает весь округ Данг. Несколькими рукавами она петляет по равнине, как гигантская змея. Во время сезона дождей река широко разливается, и тогда через нее невозможно переправиться даже на протяжении нескольких недель. Но и сейчас ее вода была черной и глубокой.