Хуан Эслава Галан - В поисках единорога

После этого происшествия мы еще несколько дней шли по бездорожью, пока однажды в сумерках не увидели, как сверху, с еще больших высот, чем те, где мы находились, к нам спускается бессчетная рать вооруженных негров — стаями скорпионов и пауков они лезли из щелей и трещин между скал. Не проронив ни слова, мы все как один решили: тут нам и голову сложить. Однако вскоре заметили, что человек, идущий впереди — он же, судя по всему, их главный, — поднимает руки в знак мирных намерений. Остальные тоже не держали свои копья и дротики наготове, как положено перед битвой, и не отшатывались при виде наших арбалетов, но шагали спокойно прямо к нам, не выказывая ни враждебности, ни страха. Наконец мы разглядели, что ведет их за собой недавно спасенный нами беглец — он смеялся, размахивал руками, чтобы привлечь наше внимание, и кричал: мол, это он. Теперь-то стало понятно, что перед нами те самые разбойники, которых он искал, и мы уже без колебаний двинулись им навстречу. Атаман коснулся своей груди, изрек приветствие и сообщил, что зовут его Тумбо, я в ответ тоже назвал свое имя — вот мы и сделались друзьями. Потом мы вместе с ними спустились к долине и прошли две лиги над обрывом — то была самая тесная и коварная тропа на свете, — а когда сгустилась тьма и наступила ночь, легли спать, не зажигая огня. Наутро Тумбо объявил, что поможет нам добраться до моря, и мы, видя его чистосердечие и рассудив, что он хорошо знает эти места, согласились.

Еще сутки спустя к полудню перед нами оказалась гора, стоящая как бы на отшибе и покрытая густым лесом. Мы поднимались на нее по каменистому руслу пересохшего ручья, там и тут встречая вооруженных часовых, а следовательно, приближаясь к логову Тумбо, где обитал он со своими разбойниками. Почти на самой вершине под сенью деревьев приткнулись немногочисленные шалаши и землянки, из которых высыпали негритянки с обнаженными грудями, как у них заведено. Криками и прыжками они приветствовали своих мужчин, всячески выказывая восторг оттого, что те вернулись невредимые и довольные. Женщины увязались за нами, а с ними толпа умирающих от любопытства детишек. С оглушительным гвалтом малышня принялась щупать наши руки и дергать невиданные бороды. В конце концов Тумбо развернулся, шикнул на них и всех распугал — не столько ради того, чтобы избавить нас от докучливого внимания, сколь из хвастовства, чтобы показать нам свою непререкаемую власть. После чего мы поднялись еще выше, к огромной пещере на самом верху, внутри которой находились тоже хижины и загончики из кольев. В загончиках блеяли козы, на дощатых настилах громоздились мешки с мукой. При виде последних сердца наши исполнились радости, ибо мучного мы не пробовали больше месяца. Потом явились женщины и приготовили отменный обед — мы до отвала наелись мяса, солений, а также сушеных и свежих фруктов, какие только можно было найти в это время года. А в одной из хижин нам устроили вполне удобное жилье. Улучив минутку, Андрес де Премио, сидевший рядом со мной, наклонился ко мне и шепнул:

— По-моему, стоило бы подарить этому туземцу какой-нибудь арбалет, а то он только на них и смотрит, все равно ведь наверняка попросит рано или поздно.

Я счел совет в высшей степени разумным, поскольку подношение, сделанное по нашей собственной воле, сильнее обяжет Тумбо оказывать нам всяческое гостеприимство. И, взяв два простых арбалета, я протянул их предводителю разбойников. Тот принял дар, словно ребенок — вожделенную игрушку, и даже прослезился от счастья, и без конца прижимал руки к груди, выказывая благодарность, и смеялся, обнажая крупные белоснежные зубы, что твой конь. Поскольку был он сообразителен и ловок, дня через три уже стал неплохим стрелком. После этого у нас осталось всего девять исправных арбалетов, но и их хватало с лихвой для шести христиан, умеющих ими пользоваться.

Под покровительством Тумбо застало нас Рождество (в Африке это самое жаркое время), которое мы встретили в глубокой печали, вспоминая пережитые беды и невзгоды, павших товарищей и особенно фрая Жорди — как он всегда читал нам проповедь в этот день, служил мессу и причащал нас. Рождество Господа нашего Иисуса Христа мы неизменно праздновали с подобающим благочестием.

Потом наступили дни проливных дождей, густой туман застлал всю округу, и мы почти не выходили из пещеры, отъедаясь вяленой козлятиной и мучными лепешками, которые пекли для нас женщины. Из разговоров с Тумбо и его разбойниками нам удалось выяснить, что на всех землях отсюда и до моря проживают подданные царя Мономотапы, чье имя на негритянском языке означает „хозяин золотых копей“. Царь этот не всегда один и тот же — раз в семь лет его убивают и сажают на трон другого, потому как повелитель должен быть всегда молод и в расцвете сил, иначе, согласно поверью, золотые копи иссякнут, а с ними и медь, и слоновая кость, а там и вовсе прекратится торговля с маврами. Местные жители убеждены, что процветание государства напрямую зависит от здоровья всемогущего царя. Этим и другим сведениям мы вслух дивились, притворяясь, будто находим в них несомненный смысл, но на тайных собраниях между собой открыто говорили другое: четыре больших племени, проживающих здесь, уговорились о том, что каждое из них разрабатывает копи и пользуется остальными преимуществами своей земли в течение семи лет. По окончании этого срока от царя избавляются, чтобы заменить его преемником из другого племени. Таким образом они тихо и мирно по очереди сменяют друг друга в роли хозяев благодатного края, притом каждый норовит вытянуть из золотых копей как можно больше, дабы в суровые времена, когда придет час уступать место следующему царю, иметь достаточно средств к жизни и пропитания. Между тем три подчиненных племени добросовестно заботятся о порядке в стране и о том, чтобы рабов всегда хватало. Беглецов неумолимо преследуют, а тех, кто попадается на воровстве или попытке улизнуть, подвергают жесточайшим пыткам. С племен поменьше, живущих за горами, требуют различных податей или трудовой повинности. Все это и впрямь немало нас удивляло, ибо никогда прежде за долгие годы странствий по африканским просторам нам не доводилось слышать о царе столь могущественном и столь последовательном в государственных делах. Впрочем, полагали мы, тут не обошлось без магометанского влияния, что укрепляло нас в надежде на существование общей границы между маврами и страной Мономотапа.