Рита родилась в богатом ингушском доме. Семья долго скиталась по разным южным областям и остановилась в столице республики — относительно свободном, ориентированном на Запад кавказском городе. Ее мать, происходившая из знатного армянского рода, занималась в основном тем, что делала себе маникюр. А отец — беспрерывно лечил людей. К нему стояла очередь аж из-за границы. Он был человеком богатым, успешным, благородным. Глубоко интеллигентный Авархан Магомедович воспитывал дочь в необычной для Кавказа свободе. Ей было разрешено гулять допоздна, сочетать с хиджабом минималистические платья, даже изредка покуривать кальян, пить вино, ходить на свидания. Доктор Асуров ни разу не ругал свою любимую дочку, ни разу не осудил ее, ни разу не повысил на нее голос. Он лишь просил: «Ради бога, не делай глупостей! У нас же с матерью больше нет никого…»
Многие подумали, что выпивающая, экспериментирующая с наркотиками и дурными компаниями Асурова типичный сорванец-с-цепи. Однако это вовсе не так, никакой цепи там отродясь и не было. Пусть девочка тормозит себя сама, считал отец. Но Рита тормозить не собиралась. В пятнадцать она уже попробовала героин. В семнадцать не узнавала спящего рядом мужчину. В девятнадцать самостоятельно поступила в литературный институт и так же самостоятельно вылетела с первого семестра. Затем шла череда беспробудных пьянок, отчаяния, нелепых отношений с женатым мужчиной, истерических суицидальных попыток, поножовщин, скандалов…
На Кавказе все обо всех говорят. Так вот, о Рите говорили плохо. Она давала для этого бесчисленные поводы. Сбегала из дому, после чего ее искал весь двор. Пару раз попадала в реанимацию из-за странных травм. Стала любовницей красавца-инспектора, правоверного мусульманина, и мужа племянницы мэра счастливого отца троих детей…
Впрочем, за редким исключением, Риту Асурову окружали настоящие неудачники, чья блеклая жизнь была сплетена из надуманных драм. Она дружила с непризнанными художниками, ворами, второсортными музыкантишками и вечно начинающими писателями. Две ее подруги (и Рита этим тайно гордилась) трудились проститутками. Все эти люди были гораздо старше, циничней, злей. Взрослела она не за пазухой у доброго, понимающего отца, а в захмелевшем тумане вечного презрения, зависти, трагедий. В этих кругах Рита явно выделялась. Ее воспринимали как всеобщую дочь, а иногда — мать, наивную посланницу из «нормального» мира. Но это было заблуждение.
Сидя на ковре, жестком от засохших физиологических выделений, подпирая ладонью смешное, детское лицо, Асурова казалась ангелом. Эти нелепые люди любили ее. Любили духовно и любили физически. Разряжали в ее молодое тело всю свою несчастность. И Асурова привыкла.
В результате Рита отравилась наркотиками. Это слу чилось на одном из богемных квартирников джазмена-неудачника Вали Юсуфова. Неся на руках позеленевшую дочь, которая уже более двадцати минут не приходила в сознание, убежденный либерал Авархан Магомедович понял: свобода оказалась для нее губительной.
Тогда шелковые нити затянулись, и Рита отправилась в ад. То есть в наш медицинский университет имени доктора Менгеле. С ее головы слетел пестрый хиджаб, а на переносице появились очки в модной оправе. Она остригла длинные волосы, стала носить простоватую одежду, ничем не напоминающую о статусе папы. Карету ей больше никто не подавал. Асурова каталась на метро и зарабатывала на жизнь в регистратуре мусульманского религиозного центра.
Разумеется, как любая девушка из хорошей семьи, Асурова была крепко образованна. Никто ее не принуждал к прочтению Фолкнера, но среда к этому располагала. Асурова отлично разбиралась в литературе, театре и живописи, но никогда не кичилась знаниями. Однако ее высокое происхождение полностью стиралось под нажимом хлещущей энергии. Восточный пыл аннулировал всю голубизну Риткиной крови. Она была настолько импульсивна, что это удивляло даже меня.
* * *
— Что мы делаем, если к нам поступило несколько ожоговых больных? — спросил аудиторию преподаватель Михаил Евгеньевич.
Коротков взметнул руку вверх.
— Леша, подожди. Ты все равно не угадаешь. В общем, записывайте. В первую очередь мы проверяем площадь ожога. — Михаил Евгеньевич быстрым жестом отмахнулся от еще не заданных вопросов. — Это потому, что больных много, а препаратов — мало. Если площадь ожога больного превышает 30 % от площади тела, измеряемого согласно таблице «Б. 14», мы не будем лечить его первым. У нас есть более перспективные пациенты.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу