Дарья Форель - Лечебный факультет, или Спасти лягушку

Или:

— А как партия отнесется к небольшому студенческому митингу у нас во дворе? Стоит ли брать на себя такой риск и ответственность?

Полянский был на седьмом небе. И будто бы помолодел…

В течение остального семестра я так к нему и подсаживалась. Начинала с цитаты, например:

— «Мозг зависит от желудка».

Затем задавала вопросы, вроде:

— Как вы думаете, что этим Энгельс хотел сказать?

Моисей Моисеевич глубоко и долго разбирал каждую фразу, поэтично разъясняя ее значение. Время шло. Остальные спокойно занимались своими делами: укладывали челку, чистили хирургические приборы, играли в морской бой. Я получала удовольствие от самого факта беседы. Несмотря на всю абсурдность происходящего я ощущала, что главный актер в этой пьесе — я.

Однако радость продолжалась недолго. У Моисея Моисеевича был единственный сын. Мы знали о нем только то, что зовут его Боря, и он занимается канализационным водоотводом. Этих данных оказалось недостаточно, чтобы предугадать дальнейшее развитие событий.

Студенты-медики вообще не любят встречаться. Они предпочитают сидеть дома и переписываются через Интернет. Многие живут в дальних пригородах, им не хочется ехать на электричке ради свидания с теми, кого они завтра встретят в альма-матер. Так на просторах Рунета появились бесчисленные форумы, где однокурсники обсуждают свою медицинскую жизнь. В частности, речь шла о преподавателях. Например, Ангел-999 написала, что «у Полянского легко получить зачет — он про один свой коммунизм только и думает», или: «Моисея Моисеевича беспокоят исключительно девчонки. У него на семинарах все можно скатать».

Так вот. Этот Боря, сын Полянского, в отличие от отца отлично умел пользоваться компьютером. Однажды посреди лютой зимы он пролистал несколько таких сообщений и тут же рассказал отцу всю правду. Моисей Моисеевич рассвирепел.

— Вы подонки!.. Нет, вы — болваны! — орал Полянский на всю аудиторию. — Легко получить зачет, говорите; У Моисеевича все можно «скатать»?

Посреди комнаты лежала пластическая анатомия. Но не в виде учебника, а в натуре — несколько обезображенных коричневых ног и рук. Моисей Моисеевич схватил одну из конечностей и прорычал:

— Всё, негодяи. Не видать вам зачета как собственных ушей. Мы еще посмотГим, у кого легко «скатать»!

С этими словами Полянский поднял трупную руку размахнулся и выбросил ее в окно. Вплоть до весны об этом случае никто даже не вспомнил.

Пришла весна. Снег растаял. Уже с утра возле кафедры припарковались милицейские машины. Мы с Власовым и Коротковым топтались у двери.

— Здравия желаю. Вы здесь учитесь? — Мужчина в форме достал крохотный блокнот.

— Нет! — отрезал Власов на всякий случай. — Мы из швейного колледжа. Тут недалеко. Буквально за поворотом.

— Ясно. А знаете что-то про труп? — спросил недалекий майор, игнорируя торчащие из-под наших пальто халаты.

— Какой еще труп? — испугался Короткое, а я сказала:

— В этих стенах, видите ли, трупов достаточно много…

— Да, — подхватил Власов, — будьте конкретней. Назовите хоть имя, фамилию. А то знаете, как говорится, человек — целый мир!..

Майор запрокинул голову, почесал шею колпачком шариковой ручки.

— Так-так, что значит — много? Мы с коллегами тут обнаружили руку. Не буду вдаваться в подробности. В общем, одна пенсионерка сообщила… вы точно учитесь не здесь?

Власов, Короткое и я переглянулись. Следующая беседа прошла уже в отделении. Строго между майором и виновником торжества…

После этого случая Моисей Моисеевич притих. Он все чаще пропускал занятия, и его заменяли молодые аспиранты. А когда Полянский все-таки приходил, вместо привычных лекций о коммунизме мы выслушивали монотонные рассказы:

— НефГон обГазует сеть канальцев…

Мы стали для Моисея Моисеевича серой массой. Он начинал забывать наши фамилии и имена. Не ругался больше, не ставил отметки в журнал. Он просто сидел у стола и разглядывал череп.

Близились летние каникулы, и группа перепугалась. Если так дальше дело пойдет, сдать зачет мы не сможем (зачет в медицинском — то же самое, что и экзамен). Однажды утром Фарзет сказала:

— У меня проблема.

— Да, — тихо сказал Моисей Моисеевич, — говоГите.

— Домой надо.

— Это хоГошо, — ответил Полянский, не отрывая глаз от треснувшей лобной кости, — что у вас есть дом, и вам туда надо.