Лариса Райт - Плач льва

И крутило, и вертело, и засасывало, и не давало покоя. До тех пор, пока однажды:

…Уважаемый г-н Порошин,

приглашаем Вас принять участие в международном конкурсе артистов цирка в Будапеште. Конкурс состоится…

«Как? Уже через месяц? А почему же только сейчас?»

— Ната! — бросился тогда Артем к помощнице. — Когда это пришло?

— Это? — девушка повертела конверт в руках. — Судя по штемпелю, месяца три назад.

— А почему я раньше не видел?

— Да у вас на столе черт голову сломит. Неудивительно!

— Да как же… Ну, что же, — начал было сокрушаться Артем, а потом вдруг осекся, притих, сник: «Какая разница, все равно не смог бы поехать. Не давши слова, крепись, а давши — держись».

Но зерно сомнения было посеяно. Червячок надежды ползал внутри, портил настроение, отмерял дни: тридцать дней до конкурса, двадцать девять дней, двадцать восемь…

— Что случилось?

— Ничего.

— Артем! — Лена смотрела пристально, давая понять, что на сей раз не отступит, пока не вытащит наружу все обуревающие мужа чувства, и он уступил, обмяк, переложил груз решения на нее.

Она прочитала, долго молчала, отвернувшись. Потом:

— Поезжай!

— Но…

— Я себе не прощу, если ты не поедешь. И ты мне не простишь. В конце концов, Темочка, если ты волнуешься, можно нанять кого-то из охранного агентства. Мы оба будем спокойны, а до родов ты успеешь вернуться.

— Обещаешь дождаться?

— Да-да! Оформляй документы.

Документы оформлять Артем не стал, этим, как обычно, занимались знающие люди, которые знали многое, но, к сожалению, не все. Они не могли предугадать, что как раз тогда, когда львы дрессировщика будут подъезжать к границе, таможенное ведомство другого государства введет новые требования по провозу зверей. Хищники застрянут на терминале. Фуры окажутся задержаны. Артем, который должен был вылетать из Москвы прямо в Будапешт, бросился на помощь. Он просил, умолял, грозил, но официальные чины остались непреклонны ни перед чем: их не прельстили деньги, не испугали крики и не смутили слезы. Они остались глухи к любым просьбам и не согласились ни разрешить цирковым артистам отправиться восвояси, ни даже на несколько минут выпустить животных глотнуть свежего воздуха. Артем не мог сосчитать, сколько раз за проведенную на границе неделю слышал он сухое и холодное:

— Вот придут документы, тогда…

Он уже не искал объяснения этой душевной черствости, он устал объяснять степень риска, он не хотел знать, почему ему не идут навстречу: из-за внутренних ли проверок в ведомстве, из-за желания выслужиться или из-за осложнившихся отношений России с этой страной, из-за каких-то дурацких санкций, введенных против этого государства или еще из-за чего другого. Все это было не важно. Главным оставалось то, что в таких структурах бумажка всегда важнее человека. О животных можно даже не вспоминать.

— Мне плевать на ваши запреты. Я пойду и выпущу зверей!

— Откроешь замок — сядешь!

— Сволочи!!!

Необходимые документы пришли через восемь дней. Когда Артему позволили наконец приблизиться к грузовикам, в которых заключалась вся его жизнь, его уже заранее мутило. Он чувствовал, что жизнь эта растоптана, уничтожена, убита. Он не ошибся. Из пятнадцати львов дышала одна Диана. Дыхание было прерывистым, редким, чуть слышным.

— Ветеринара, суки! Ветеринара!

У Артема не было времени оплакивать остальных, следовало спасти ту единственную крупицу жизни, что еще не успела покинуть его. Мокрые тряпки, вода, ласковые слова, а потом капельницы, уколы, и снова ласка, нежность, просьбы. И все это в комнатушке небольшой районной ветклиники. Транспортировка львицы на большое расстояние могла оказаться смертельной.

— Как она?

— Плохо, Лен. Без динамики. Не встает.

— Ты только держись!

— Да-да.

— Что сегодня?

— Все по-прежнему. Как ты?

— Нормально. Не переживай! Я знаю, ты сейчас ей нужнее, чем мне.

— Спасибо. — Ком в горле.

— Артем, ты ее вытащишь, слышишь?!

Артем вытаскивал: глюкоза, еще глюкоза, снова глюкоза и: «Пожалуйста, девочка, я прошу тебя, милая», а потом опять глюкоза. И так день за днем, практически без сна и покоя. И вот наконец:

— Приподнялась, Лен, приподнялась. Она выкарабкается. Она — молодчина. Она знала, что не может так со мной поступить.

— Слава богу!

— Если и есть на свете счастье, то вот оно, понимаешь?

— Тем, — жена нерешительно замолчала.

— Да?

— Теперь когда опасность миновала может быть ты вернешься просто уже скоро и мне как-то не по себе я прошу тебя, — все предложения Лена произнесла очень быстро, без точек и запятых, словно торопилась услышать отказ, будто знала, что по-другому быть не могло.