Эрвин Штритматтер - Оле Бинкоп

Герта краснеет. Так-то оно так, но она предпочитает людей более основательных.

Возвращается папаша Ян.

— Ну как, поворковали?

Старые друзья пьют, как прежде, чокаются, снова пьют и хохочут, как прежде. Но чего ради Оле до сих пор возится со свиной ножкой, как какой-нибудь заезжий прощелыга? Не хочет ли он посмотреть, какие новшества в хозяйстве у Буллерта? Например, приданое для Герты.

Оле — немолодой человек. Обремененный многочисленными обязанностями. Устал он, неохота ему лазить по лестницам. Не лучше ли выпить еще по рюмочке и перейти к делу? Чего ради Буллерт посылал за ним?

— Так, так, кто много спрашивает, тот дурак.

— Вступать, значит, надумал?

— А как же иначе, если ты женишься на Герте.

Оле поперхнулся, а потом все кашляет и кашляет. Буллерт озабоченно хлопает его по спине. Но кашель не утихает. Оле постепенно прокашливается лишь по дороге к дому.

Приходит сентябрь — синие рассветы, золотые полдни. Под вечер косо падают солнечные лучи, и молодые ветры расправляют крылья. Но они не носятся теперь над сжатыми полосами, как поется в песне. Ибо сжатые полосы, согласно новейшим требованиям, подвергнуты лущевке и обращены в перегной.

Долговязый Георг Шабер не может по целым дням сидеть у себя в парикмахерской, поджидая клиентов, не может по целым дням писать таблички с ценами на туалетную воду, зубную пасту и бигуди. У себя во дворе он создал микроусадьбу: завел двух коз, свинью и полсотни морских свинок. Перуанских зверюшек деревенский брадобрей выращивает по старой привычке, как бывший военный санитар, для нужд медицинской науки, чем выражает свое глубокое перед ней преклонение. В ящике электрозвонка над дверью парикмахерской угнездился паук. По будням у паука предостаточно времени от одного клиента до другого, чтобы связать своими нитями обмотки и язычок электрозвонка. В результате — короткое замыкание. Колебания язычка воспринимаются теперь лишь на глаз, а не на слух, и высосанные мухи дрожат в паутине, словно пытаясь еще раз вернуться к жизни.

Зато субботними вечерами и по воскресеньям паук ничего не успевает. Язычок звонка то и дело разрывает его паутину. В кассу Шабера текут деньги, а бедный паук изволь голодать.

Приближается праздник урожая. По этому поводу Георг Шабер вывешивает на дверях следующее объявление: «В предвидении большого наплыва посетителей рекомендую вниманию глубокоувожаемых субботних клиентов также четверг и пятницу».

Клиентуру Шабера составляют все деревенские жители, за исключением тех, кто случайно подстригся или побрился в городе. Шабер делит свою клиентуру на группы, строго соблюдает это деление и помнит о нем, беседуя с клиентами.

К первой группе относятся Карл Крюгер, Оле Бинкоп, Вильм Хольтен, Эмма Дюрр и все те, для кого праздник урожая — это демонстрация; смотрите, чего мы добились, невзирая на недоброжелательство и вредные разговорчики. Мы, кооператив! Шабер не за Оле и не за его кооперативных дружков. Потому что они упраздняют межи. А на межах растет корм для морских свинок.

Во вторую группу Шабер зачисляет таких людей, как фрау Штамм, Иозеф Барташ, Герта Буллерт, Франц Буммель, Карле-с-гусиным-крылом, Герман Вейхельт, и многих других. При них не надо взвешивать каждое слово. Они люди покладистые и не стремятся бежать впереди своего времени. Как есть, так и ладно. Вращается Земля, и слава богу.

И, наконец, в последнюю группу входят те, кому, собственно говоря, больше пристало сидеть спиной к зеркалу: толстый Серно, рыбак Анкен, Тутен-Шульце и другие хозяева из бывших. Они тоскуют по тем временам, когда их слово имело вес. На расцвеченный красными флагами праздник урожая они смотрят фыркая, как бык, рвущийся с цепи на весеннем выгоне.

Между этими группами затесались отдельные человечки и порхают туда-сюда, как воробьи в поисках свежего навоза. Тут и бухгалтер Бойхлер, тут и Мампе Горемыка, и трактирщик Мишер. Шабер и сам той же породы, но не сознает этого. Он убежден, что принадлежит к числу людей, которые вообще не поддаются классификации, — таких, например, как Ян Буллерт, фрейлейн Данке из кооперативной лавки и Фрида Симсон.

Фрида Симсон для Шабера — это особая статья и вообще особа, потому что она выкрасила волосы в городе, то есть у конкурирующей организации. Что за высокомерие? Да Шабер, пожалуй, и сам выкрасил бы ее не хуже других. Не он ли освоил стрижку бритвой для парней, не он ли установил на радость дамам аппарат для шестимесячной завивки?