Франко Маттеуччи - Праздник цвета берлинской лазури

Тициана со слезами в голосе проговорила:

— Доктор, нас же должны показывать в прямом эфире четвертого сентября, в двадцать тридцать по Первому каналу…

Врач развел руками, будто желая сказать: делайте что хотите, только меня в это не впутывайте.

Решив, что Тициане необходимо развеяться, Манлио попытался соблазнить ее изысканной едой и повел в бар «Паскоски». Будущая мама с удовольствием съела три булочки, пять гренок, мороженое, и ребенок сладко заснул в ее уютном животе.

«Ягуар» скользил по шоссе. Утопая в мягком кожаном сиденье, Тициана с надутым видом считала про себя фары встречных грузовиков. Еще в юности она пыталась так себя занять, если скучала в долгой поездке. Манлио за рулем чувствовал себя не очень уверенно. Он плохо видел и ночью вел машину осторожно, не быстрее семидесяти километров в час. И Тициану это жутко бесило. Этим вечером она была так напряжена, что даже не хотела ссориться. В ушах шелестел голос радиодиктора Третьего канала, рассказывавшего о некой писательнице по имени Агота Кристофф. Манлио цеплялся за руль так, словно сидел в кабине трактора. «Взять его за шкирку и вытолкнуть из машины на ходу!» Помечтав о таком, Тициана продолжала считать грузовики.

Потом она подумала, как бы хорошо залезть в одну из таких фур и уехать далеко-далеко…

В шестнадцать лет Тициана ездила автостопом по Европе со своим дружком Пьеро. Однажды на шоссе рядом с ними остановилась огромная огненно-красная фура. Шофер подмигнул девчонке в жуткой мини-юбке в красно-черную клеточку и сказал:

— Могу взять только тебя.

С чувством оскорбленного достоинства Пьеро заявил:

— Мы путешествуем вместе.

Расстроенная Тициана развела руками.

«Мама заставляет меня ездить с ним, я не могу одна», — хотелось ей сказать.

В глазах шофера блеснул хитрый огонек, и он предложил:

— Если хочешь, залезай и ты, но всю дорогу будешь лежать на койке. И занавеску не раздергивай, а то меня из-за тебя оштрафуют.

Бедный Пьеро втиснулся на койку, заваленную грязными простынями. Пыльные занавески отгородили его от мира, и он мог только слушать, о чем говорят двое в кабине. Тициана была потрясена тем, как уверенно дальнобойщик держит руль своими мощными ручищами. Казалось, руль стал частью его тела, вобрал в себя его воспоминания, надежды, радости и огорчения. Переключая передачи отработанным соблазнительным жестом, шофер рассказывал Тициане о путешествиях по Сирии, Румынии, России, об авариях, о грузовиках, в которых есть душевые кабины и бары, о проститутках, стоящих на обочинах. Пьеро как будто слушал радио, но не мог видеть эффектного видеоряда, которым сопровождался банальный дорожный треп. Между дальнобойщиком и Тицианой забегали огненные искорки. Уверенный в себе мужчина, напоминавший пирата из книжки, смутил воображение девушки. Стремление к непослушанию было у нее в крови, а в ситуации, когда неуклюжий Пьеро ей не мешал, а рядом двигались волосатые руки шофера, голос разума и вовсе утих. Она позволила дальнобойщику просунуть ручищу между ее коленок и прислушивалась к тому, как та, подобно большому пауку, скользит по ее бедрам, поднимаясь все выше и выше… От шофера пахло бензином, он, рассказывая ей, как спал с женщинами в этом самом грузовике, уверенно вел свою фуру по залитой дождем дороге, а его пальцы доставляли Тициане неожиданное удовольствие. Возбужденная опасной игрой, она тоже решила не ударить лицом в грязь и залезла водителю под шорты. Добравшись до члена, она стала теребить его неопытной рукой. Дальнобойщик перенес оргазм стоически, при этом спокойным тоном объясняя, как нужно менять на фуре колесо. Из губ Тицианы вырвался еле различимый стон наслаждения, который она запомнила на всю жизнь.

В «ягуаре» тем временем царила невыносимая скука, и Тициана решила встряхнуть Манлио. На трассе пульсировала жизнь, дальнобойщики мечтали о проститутках, парочки, скрывающиеся от законных супругов, спешили в какой-нибудь уединенный мотель, асфальт буквально плавился от похоти. Тициана протянула руку к брюкам мужа и начала поглаживать его. От неожиданности Каробби вдавил педаль газа в пол, вильнул на обочину и чуть не врезался в ограждение. Выписывая кренделя на темной дороге, он наконец сумел затормозить на аварийной полосе. Каробби, как в обмороке, осел на руль и непроизвольно надавил на клаксон. Тут можно было бы и разозлиться как следует, но внимание Тицианы привлекла странная реакция Манлио-младшего. Оглушительный гудок машины разбудил ребенка, он начал бить ножками. Когда она уже сама нажала на клаксон, ребенок толкнулся еще раз. Тициана повторяла этот фокус снова и снова, и на каждый сигнал Манлио-младший отвечал пинками. Тогда она решила, что, установив в спальне несколько клаксонов, сможет время от времени будить своего «немного ленивого» ребенка.