Франко Маттеуччи - Праздник цвета берлинской лазури

Облачко решило поделиться толикой своего настроения и с Умбертой, которая в задумчивости стояла возле баобаба. Невозможность как-то повлиять на ситуацию опустошала ее. Ища поддержки, она облокотилась о ствол дерева. Замир, как она ни старалась отгородиться от него, соблазнительный, неотразимый, стал неотделимой частью ее существования.

В темноте Умберта отдалась наслаждению ночной свежести. Фирменным крокодильчик на майке норовил укусить ее за сосок. Сливаясь с тенью баобаба, тень Замира нависала над ней. Ветви могучего дерева переплелись, как паутина. Зависшее в небе облачко напоминало кружочек с текстом из комикса.

Под легким порывом ветра маленькое облачко сорвалось с ветки и немножко полетало туда-сюда, заставив тысячи тварей на земле беспорядочно совокупляться: ежа с ежихой, кобеля с сукой, кота с кошкой, дикобраза с дикобразихой, сверчка со сверчком. Белоснежное, как сахарная голова, оно долетело до ограды, за которой виднелась какая-то лачуга, а рядом с ней гумно. Силосная башня показалась облачку отличным наблюдательным пунктом. Легкий дождь из эротических частиц пролился на головы людей, носившихся взад-вперед с лампами, кинокамерами и проводами. Облачко, правда, не учло, что на жаре раскинутая на гумне кукуруза забродила. Едва посланная облачком влажная пыльца объединилась с алкогольными испарениями, в воздухе образовалась совершенно адская взвесь. Ртутными каплями вздулись порнографические потоки, и лачуга забурлила от энергии, весьма далекой от романтических дуновений любви.

Зажегся яркий свет, в комнате стало совсем неуютно. Обстановка была скудной: широченная кровать, тумбочка, небесно-голубой торшер.

Сотье, одетый в цветастую рубаху, ввел Беатриче в коротеньком красном купальном халате. Под халатом не было ничего: с каждым ее шагом махровая ткань то открывала волоски на лобке, то обнажала грудь. В съемочной группе послышались вздохи. Она выступала горделиво, как большая хищная кошка. От целого килограмма туши и теней глаза Беатриче отяжелели, но она хитро улыбалась: происходящее ее на самом деле очень веселило. Она казалась моложе, чем была, и источала какое-то извращенное очарование.

Уговорить ее оказалось несложно. После хождения вокруг да около Сотье наконец спросил напрямую, хочет ли она сняться в порнофильме, и в ответ немедленно услышал твердокаменное «да». Ничего удивительного: предстоящая забава казалась ей чем-то куда более захватывающим, чем бросаться с моста на тарзанке или кататься на серфе в штормовом море. И потом, полная неосведомленность в том, что предстоит, делало удовольствие только острее.

Реми, ее напарник, был блондин с бычьей шеей, квадратной челюстью, мощными икрами и немного низковатым задом. В своих шаркающих резиновых шлепанцах он походил на боксера. Не теряя времени даром, он ткнул в Беатриче огромной, намазанной жиром рукой:

— Ну-ка, сними халат, покажись.

Без колебании Беатриче сбросила одежду, как древняя римлянка, проданная в рабство и уступающая воле хозяина. Концентрические волны прошли по ее телу к высоким, крепким, горделиво очерченным ягодицам и к горящей выпуклой груди. Легкой рукой она описала их контур. Затем рука стыдливо скользнула в пах, но не скрывая, а лаская его. Съемочная группа окружила ее плотным кольцом.

— Все, пора начинать! — крикнул Сотье.

Из цепких лап операторов Беатриче вырвала гримерша.

— Не старайся испытать настоящий оргазм, но притворяйся, что ощущаешь его каждую секунду. Так все порнозвезды делают, — сказала она, поправляя грим на глазах девушки.

Беатриче пыталась сосредоточиться, представляя себя анархисткой, революционеркой, восставшей против всего и всех. По крайней мере, она действительно так себя ощущала, испытывая неодолимое желание вырваться за ограду виллы Каробби и поразить своей дерзостью всех вокруг и саму себя прежде всего. Гримерша наносила масло на тело Беатриче. Сотье не давал ей никаких указаний. Он и без того знал, что патент на безрассудство ей выдала сама природа.

— Мотор!

Лампочка камеры зажглась, и началась запись. На первом плане появился Реми в золотистых трусах, и без излишних предисловий Беатриче легла на постель. Остатки сдержанности заставляли ее легко сжиматься, подобно бутону цветка. Играя мускулами, к постели приблизился звероподобный Реми.

Никогда на подобных съемочных площадках не бывало столь умелых дебютанток. Под легкими как перышко касаниями рук Беатриче с лица партнера исчезло зверское выражение. Реми, который прежде всегда притворялся, теперь стонал, шумно дышал и дрожал как влюбленный юноша. Сотье шепотом приказал оператору взять Реми крупным планом: в первый раз в жизни тот был этого достоин. На его багровом, потном лице отражалось недоумение, как будто он забыл, что следует делать дальше. Девчонке удалось вскружить ему голову. Встряхнувшись, Реми все-таки вернул контроль над ситуацией, призвал на помощь весь свой опыт и, схватив ноги Беатриче, распахнул их, как ножницы. С тупой, бычьей настойчивостью он грубо протиснулся в нее. Беатриче застонала. По непонятной причине Реми ощущал на своем пути какую-то преграду. Тогда он поднатужился и рывком продвинулся вперед. Беатриче взвыла. Реми не останавливался, пока не вошел в нее до упора. Оператор поднял взгляд от камеры: что-то во всем было не так, и он решил вживую проверить свои подозрения. В это невозможно было поверить, но… На простыне разрастался кроваво-красный круг, не оставляя сомнений в своем происхождении. В группе недоуменно зашептались. Реми почувствовал, что все буравят его взглядами. Под ним происходит нечто подозрительное, понял он и остановился. В ужасе посмотрел на простыню и выдохнул единственную реплику за всю свою долгую актерскую карьеру: