Вячеслав Пьецух - Суть дела (сборник)

Выездная. Кстати, о «стишках»… Все на свете минется – монархия, Учредительное собрание, Губчека, а «стишки» вечны, как космос, и с этим придется смириться даже вандалам новейшего образца. Не так ли, господин Иванов-Сидоров?

Иванов-Степной. Иванов-Степной.

Тут заскрипели двери танцевальной залы, немазанные еще с июльских дней в Петрограде, и помещение заполнила пахучая, галдящая и шаркающая толпа. Толкаясь локтями и препираясь, народ поприникал к дырочкам в заборе, и сразу установилась какая-то неприятная тишина.

Мымриков. Граждане свободной России! Перед вами типичные представители эксплуататорских классов, которые веками тянули соки из наших жил. Но социальная революция привела эту публику в надлежащий вид, и теперь они будут обслуживать трудящиеся массы, как рекомендует политпросвет. То есть они нам сейчас наглядно покажут, как помещики и капиталисты прожигали жизнь в издевку над простым народом, чтобы всякий трудящийся знал, как… фу ты, черт, все «как» да «как»!.

Петергаз. Как низко может пасть человек, который существует чужим трудом!

Мымриков. Вот именно! И чтобы каждому стало ясно: кровососы, жирующие на прибавочную стоимость, неизбежно превращаются обратным способом в обезьян. Вы только поглядите, товарищи, чем занимается эта шушера, в то время как молодая республика строит социализм!

По ту сторону забора в импровизированную гостиную вошел опрятно одетый лакей и с профессиональной сноровкой явил экспонатам вазу моченых яблок, полдюжины бахрушинского пива и сковороду жареной колбасы. По танцевальной зале прошел сквознячком изумленный вздох.

1-й Зритель. Эх, мать твою восемь-на-семь! Ты посмотри, Марфуша, что эти гады лопают, вместо того чтобы строить социализм!

2-й Зритель. Сейчас, видать, опохмеляться будут. Я это самое пиво в последний раз лицезрел, как сейчас помню, прошлого года 25-го октября.

3-й Зритель. Я сейчас очень даже понимаю, чему нас учит товарищ Ленин и что такое классовое чутье.

4-й Зритель. А я понимаю наоборот. Правильно, культурно опохмеляются эксплуататоры, не то что мы, рвань подзаборная, рассолом да первачом.

Однако же по ту сторону забора реакция на предложенные яства была иная, – заложники посмотрели на лакея с подносом в некотором даже недоумении, словно им что-то совсем постороннее принесли.

Вульф. Это что у вас там, голубчик, я сослепу не пойму?

Лакей. Товарищ Мымриков завтракать приказали. Мое дело маленькое: мне велят маринованные гвозди подать на первое – я подам. Оно, конечно, к завтраку полагается овсянка, кофе со сливками, яичко всмятку, фромаж со слезой – я так товарищу Мымрикову и докладывал, – а он говорит: международная обстановка диктует свои права.

Сидоров. С международной обстановкой мы после разберемся, а вот пиво подай сюда. Ваша бывшая светлость – присоединяйтесь!

Чемоданов. Благодарю вас, ваше степенство, время не дозволяет, а впрочем, я бы выпил стакан «виши».

1-й Зритель. Ишь, паразит, гнушается угощением, нос воротит, какую-то «виши» ему подавай!

2-й Зритель. Ты, лапоть, хоть знаешь, что есть «виши»? Это же просто-напросто такая заграничная зельтерская вода!

Марфуша. А чего вон тот лысенький все над какими-то скляночками колдует? Поди, против трудящихся яд вострит…

2-й Зритель. Это он химией занимается, темнота! Наука такая есть, химия! Эта самая наука следит, чтобы из ничего получалось чего-то, например, самогон из опилок или каша из топора.

3-й Зритель. Скажите, пожалуйста, какой романтизм! А я-то, по своему бескультурью, думал, что господа с утра до вечера мадерой увлекаются и говорят разные беспочвенные слова.

4-й Зритель. Разные бывают господа.

1-й Зритель. И то сказать: я вот на них критику навожу, а ведь мне, сукину сыну, наш барин в шестнадцатом году сломанную лобогрейку подарил. Бери, говорит, Иван, все равно песенка наша спета, не сегодня-завтра исподнее отберут!

Видимо, оттого, что забор в русской традиции имеет большое психологическое значение, заложники как-то вдруг осмелели, и даже проститутка вылезла из своего укрытия, приблизилась к поэту Иванову-Степному и взяла его за рукав.