Абилио Эстевес - Спящий мореплаватель

Эстебан и Серена, ее близнецы, родились в день первомученика святого Стефана, одного из семи служителей апостолов, 26 декабря 1926 года, в год, когда Гавана была разрушена ураганом.

Эстебан родился первым и умер тоже первым. Его поглотила морская пучина в воскресенье 21 сентября 1941 года, в день Матфея Евангелиста.

Серена прожила вдвое больше своего брата-близнеца. Она родилась на несколько минут позже него и покончила с собой на рассвете душным летом 1959 года.

Им обоим было дано всего по одной малюсенькой возможности. Один не дожил до пятнадцати лет. Другая не дожила двух дней до своего тридцатидвухлетия. Андреа, матери этих детей, родившихся вместе и уже умерших, исполнилось семьдесят два года. И она жила. И это было, или должно было быть, непростительно Для матери. Когда мать умирает, думала Андреа, ее дети должны быть с ней, окружать ее смертное ложе. Все до одного — и самый сильный, и самый блудный. Несправедливо, чтобы кто-то из них лежал в могиле, а тем более на дне моря, ожидая прихода матери, которая найдет лишь истлевшие кости.

Прошло тридцать шесть лет после исчезновения Эстебана. Восемнадцать после самоубийства Серены. И сорок три года, как она живет в этом доме.

А теперь Яфет. История как будто повторялась. Ее внук. Племянник утопленника и сын, о котором Серена не подумала, когда бросалась с шестого этажа. Осиротевший сын американца, безответственного подонка, и не менее безответственной самоубийцы. Андреа не знала, как толковать эти послания, не знала, почему одно наказание влечет за собой другое, и еще одно, как в бесконечной театральной пьесе.

Ей хотелось плакать. Она была уверена, что, если бы прямо сейчас она могла плакать, это что-то поправило бы внутри ее или снаружи, все равно. Ей хотелось плакать и хотелось понять. Существует ли судьба? Действительно ли где-то записана история, главы которой одна за одной становятся реальностью? Глоток дрянного рома уже не помогал, не производил никакого эффекта, ни хорошего, ни плохого. И кто это придумал, что можно «утопить горе»? Утопают люди, а не горе.

Она села в свое некачающееся кресло-качалку с резным бокалом темно-красного стекла в руке. В этом замечательном бокале даже низкопробная тростниковая водка имела вкус виски из долины реки Спей. Она позволила рому стечь вниз по гортани. Прислушалась к шуму дождя и ветра.

В то воскресенье, когда исчез Эстебан, не было урагана. Не было даже дождя до самого полудня или позже, Андреа помнила, что только после обеда обнаружила потемневший, затянутый тучами горизонт со стороны бухты Глубокой и увидела, как четко проступают на его фоне молнии, словно огромные, светящиеся реки, и услышала запаздывающие, слишком далекие раскаты грома. Дождь шел где-то далеко. Может, в море, может, еще дальше, в долинах не настолько далеких, если разобраться, Миссисипи или Сабин.

И никто даже и не подумал придать этому значение. Даже она. Потому что в этом краю света тучи могли налетать и так же мгновенно рассеиваться, иногда так и не пролившись дождем. К тому же утро того сентябрьского воскресенья было поначалу ясным и замечательно солнечным, и море отливало редким бирюзовым оттенком.

В те годы еще не было телевидения. Оставалось девять или десять лет до того, как Пумарехо и Гоар Местре откроют первые телевизионные каналы на Кубе. Национальная обсерватория имела собственную радиостанцию, CLX, а директор обсерватории был другом мистера, а значит, и всех Домашних. Капитан третьего ранга и опытный инженер, получивший образование в Соединенных Штатах, Хосе Карлос Мильяс, капитан Мильяс, как обычно называли этого обаятельного, мягкого и общительного человека, частенько приезжал на пляж. И даже не нужно было слушать CLX, чтобы знать, какая будет погода. Достаточно было своевременного телефонного звонка.

В то воскресное утро доктор встал по своей привычке рано, до рассвета, и, съев обычную яичницу с беконом, попросил Андреа разбудить Эстебана.

Любовь американца к Эстебану была очень трогательной. Он окружил его заботой, Как сына. Единственная проблема: он любил его как сына, обреченного на успех. Доктор оплачивал его обучение в колледже Кэндлера, великолепном методистском колледже в Марианао, где самое большое значение придавали двум дисциплинам: английскому и физкультуре. И планировал послать его в Гарвард. Он видел в этом четырнадцатилетием мальчике все качества прирожденного спортсмена: строгая самодисциплина, невероятная уверенность в себе, стремление быть первым во всем и, Андреа не могла с этим не согласиться, потрясающие физические данные. Упрямый, как отец, настойчивый и жесткий, как все Годинесы, Эстебан был красив резкой итальянской красотой семьи Андреа. Только взгляд выдавал в ее сыне ребенка. Наивный и любопытный взгляд и иногда поведение, капризы. Но его тело, закаленное бейсболом, баскетболом, плаванием и греблей, было развито как у двадцатилетнего юноши. Как у молодого пловца Вайсмюллера [132] Пятикратный олимпийский чемпион, а также актер, самый известный исполнитель роли Тарзана. , выигравшего Олимпиаду в Париже за два года до рождения Эстебана. Как у Яфета. (Андреа не говорила об этом вслух, и все остальные, естественно, тоже предпочитали помалкивать: Яфет был необыкновенно похож на дядю, которого не знал.)