Абилио Эстевес - Спящий мореплаватель

Оливеро научил его песне, которую считал одной из самых прекрасных из тех, что он когда-либо слышал, «Io che amo solo te» [130] «Я, что люблю только тебя» (ит.). странного барда по имени Серджо Эндриго. Они говорили о том дне, когда смогут поехать на фестиваль в Сан-Ремо. Или о дне, когда встретятся в Сан-Франциско с Джоан Баэз.

Старомодный Оливеро, в свое время читавший Рескина, мечтал поехать в Венецию. Луис — во Флоренцию, Сиену, Рим и Париж.

(Следует отметить, что Оливеро так и не осмелился рассказать Луису о своих воображаемых путешествиях.)

Они обсуждали фильмы, виденные в Синематеке. Оба знали наизусть все музыкальные комедии, которые там крутили. Луис, как и Оливеро, не раз ходил на цикл вестернов. Его любимым был «Дилижанс». Оливеро убеждал его отказаться от предрассудков и срочно посмотреть «Романс о влюбленных» и «Пепел и алмаз». Луис недоверчиво смотрел, нахмурив лоб, и с сомнением спрашивал: «Русское кино и польское кино?»

Оливеро с улыбкой отвечал, что он конечно же понимает его опасения, но что не нужно путать великое русское искусство с неприятным товарищем Леонидом Брежневым, сидящим в Кремле, или Луис забыл, что Достоевский, Гоголь, Чехов, Толстой и Тургенев были русскими? Никогда, ни за что на свете, настаивал Оливеро, не следует путать русское искусство, настоящее русское искусство, с Рабочим и Колхозницей студии «Мосфильм».

Несколько раз в воскресенье они вместе ходили на концерты в театр Амадео Рольдана. Луис коллекционировал программки с текстами Анхеля Васкеса Мильяреса [131] Кубинский преподаватель и историк музыки. . Потом они гуляли по Ведадо. Любовались заброшенными садами и старинными особняками. Кустами дикого лавра, которые вздыбливали асфальт могучими корнями. Проходили мимо отеля «Тротча», где Сара Бернар, рассказывал Оливеро, влюбилась в тореро Мансантини. Мимо бывшего дома семьи Лойнас. Они садились на Малеконе, рядом с башней Ла-Чоррера. Смотрели на море. В это время года море всегда бывало спокойным. Они видели, как внезапно гаснут огни города. Словно по приказу, как будто какая-то опасность заставляла город исчезнуть, стать невидимым.

Иногда они доходили туда, где река Альмен-дарес впадает в море, ложились на скалы и наблюдали за красными закатными облаками. Оливеро между тем все больше нравился сильный запах пота и влажной одежды, исходящий от юноши.

Иногда Луису становилось жарко, и он скидывал с себя одежду и бросался в море, плавал и махал рукой из воды, изображая, что уплывает, что навсегда уплывает на Север, «хаотичный и жестокий» (эпитеты, которыми он всегда с иронией сопровождал это загадочное слово — «Север»).

Оливеро смотрел, как он уплывает, теряясь на горизонте. Когда же он вылезал, становилось очевидным, что запах пота не исчез, к нему лишь прибавился еще один, смутный запах грязного моря. И тогда присутствие этого моря тоже становилось еще более, насколько это было возможно, очевидным.

Но больше всего они любили путешествовать по Европе. Для этого Луис заходил сначала в кондитерскую «Супер-Кейк» на улице Санха. Отстояв длинную очередь, он покупал два пирога с гуавой. Откровенно говоря, пироги с гуавой не очень хорошо шли с черным чаем, но настали такие времена, что было не до капризов.

Еще для путешествий нужна была карта Европы и флажки в комнате Луиса Медины. Карта, флажки и сорок две коробочки, оклеенные гофрированной бумагой. В коробочках лежали бумажки с названиями городов. Их тащили наугад. Каждый новый город они отмечали флажком. Прокладывали маршрут от одного города до другого. Искали в энциклопедиях информацию о городах. Они путешествовали на поезде, всегда днем. И нужно сказать, что виды из окна были потрясающими.

По длинному ущелью Верхнего Вест-Сайда будет беспрепятственно гулять ветер. Гомон Бродвея и нетерпеливые сигналы автомобилей время от времени будут врываться в приглушенный утренний шум.

Манхэттен в снегу — как не похоже это утро, скажет себе Валерия, на тот вечер, первый из последовавшей череды бессмысленных вечеров, когда Оливеро отправился к Луису Медине, а того не оказалось дома.

Оливеро подумал, что Луис ушел в кино или к кому-то в гости, в конце концов, он не обязан был отчитываться. Оливеро подождал на темной, облупившейся, грязной, пропахшей мочой и газом лестнице, неотвязно напевая песню Жана Ферра об одной очень красивой горе.

Устав ждать, он вернулся в квартиру Элисы, послушал оперную программу на музыкальном радио, почитал про Тибет, долго думал о Серене и заснул очень поздно.