Абилио Эстевес - Спящий мореплаватель

Он любил снова и снова возвращаться в кубинские залы Музея изящных искусств, любоваться Шартрандом, Клинверком, Сансом Картой, Ландалусе, «Сиестой» Кольясо. Ему хотелось бы попасть, просочиться внутрь их картин, покинуть уродливую реальность настоящего ради возможности жить в волшебных фантазиях. Ему хотелось уменьшиться в размерах, как Нильс Хольгерсон [101] Герой сказки С. Лагерлеф «Удивительное путешествие Нильса Хольгерсона с дикими гусями по Швеции». , и проникнуть в одну из пальмовых рощ, залитых светом величественного заката, посреди запахов, безмолвия и неподвижности природы в ожидании ночи.

Еще он любил быть в курсе последних новинок кино. Строго говоря, «быть в курсе новинок» не очень подходящее выражение. В те годы новинок было очень немного. Недаром всегда до начала фильма показывали предупреждение, изысканностью своих формулировок разительно отличавшееся от пошлости новой жизни: «ФИЛЬМ, КОТОРЫЙ ВЫ УВИДИТЕ, БЫЛ ВОССТАНОВЛЕН ИЗ НЕСКОЛЬКИХ ИСПОЛЬЗОВАННЫХ КОПИЙ. ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗА ВОЗМОЖНЫЕ ТЕХНИЧЕСКИЕ ДЕФЕКТЫ ПРИ ПРОСМОТРЕ». Какое удовольствие снова увидеть великолепную Джоан Кроуфорд в «Джонни-гитаре», Бетг Дэвис в «Иезавели», Вивьен Ли в «Мосте Ватерлоо», Розалинд Рассел в «Пикнике», настолько превосходящую Ким Новак и Уильяма Холдена, в роли учительницы, одинокой и разочаровавшейся женщины. Как приятно было сходить на ретроспективу Мэрилин Монро, In memoriam [102] В память (лат.). . На цикл фильмов итальянского неореализма или Ингмара Бергмана. И время от времени, среди этих встреч с прошлым, возвращений к уже знакомым радостям и гарантированному удовольствию, открывать (да, кое-какие открытия все же случались) редкие, невероятные жемчужины, как две потрясшие его советские картины, две картины («Иваново детство» и «Андрей Рублев») какого-то неизвестного режиссера по имени Андрей Тарковский.

Иногда он заходил в зал Гарсии Лорки на балет, потому что, хотя в последнее время он скучал на балете, он был потрясен примой-балериной, совсем юной, по имени Росарио Суарес [103] Известная кубинская балерина, эмигрировавшая в США. . Впервые он увидел ее в роли Монны во втором акте «Жизели» и понял, что балерина такого таланта и обаяния однажды может стать открытием.

Оставались еще некоторые спасительные уголки в Гаване конца шестидесятых и начала семидесятых. Как упрямые следы погибшей в катастрофе цивилизации. Маленькие убежища. Уголки, где прошлое и его блеск (несмотря на все усилия) не стерлись до конца. Поэтому он был благодарен судьбе за то, что можно еще войти в кинотеатр «Дуплекс» и порадоваться «Красным башмачкам» [104] Фильм-балет по мотивам сказки Ганса Христиана Андерсена. . Это значило, что есть еще место в Гаване, где можно было увидеть Леонида Мясина. Или в сотый раз насладиться «Спящей красавицей» с Марго Фонтейн в исполнении труппы Лондонского Королевского балета.

А еще всегда оставалась возможность, хоть и более скромная, но не менее волнующая, читать на полированных гранитных панелях золотые буквы названий универмагов: «Конец века», «Флогар», «Санчес Мола», «Эпоха», «Трианон», «Хота Вальес»… И пытаться мысленно восстановить роскошь старинных респектабельных отелей, «Инглатерры» или «Пласы», вспоминая о том, что там останавливались Анна Павлова, Энрико Карузо, Элеонора Дузе, Рената Тебальди… И шикарных кафе, как «Лувр» на том же знаменитом тротуаре [105] Традиционное место патриотических выступлений борцов за независимость Кубы, впоследствии один из общественных уличных центров Гаваны. , что и «Инглатерра» Или «Эль-Энканто» на пересечении улиц Галиано и Сан-Мигель, которое кроме имени сохранило барную стойку из каобы и огромное зеркало со скошенными краями.

Во время отъездов Элисы Оливеро использовал вынужденный переезд в маленькую квартирку на улице Рейна для того, чтобы возобновить диалог с голосами, все более далекими, охрипшими, прячущимися голосами города, которому он принадлежал и который в некоторой степени принадлежал ему. Города, который теперь вознамерился исключить его из своей жизни.

Старый город разговаривал, он умел вести, диалог. Единственное требование — быть настороже, уметь слушать. Посреди гомона, флагов, лозунгов и девизов, гимнов и маршей, новых криков, на которые его вынуждали, можно было обнаружить, имея желание и умение слушать, шепот другой Гаваны, скрытой, которая пыталась не позволить себя заглушить, которая говорила шепотом с теми, кто хотел или мог ее слушать и кто хотел или мог ей отвечать.