Абилио Эстевес - Спящий мореплаватель

И вот, отчасти в силу своего вольнодумства, отчасти в силу крови Калабара, которая, возможно, бежала в их нежных позитивистских благородных венах, Дельфина и Жюльен первыми освободили своих рабов. Только самые любимые, Лосанто и Лидувия, он — мандинга, она — дочь галисийца и эмбуйла, родители Марии де Мегары и Хуана Хакобо, остались в доме на приемлемых условиях вольноотпущенников.

Итак, дети выросли на чудесной, пришедшей в упадок кофейной плантации, еще более чудесной по причине своего упадка. Дельфина и Жюльен обучили их читать и писать по-французски и по-испански, используя вместо учебников «Коринну» мадам де Сталь, «Франсуа-найденыша» Жорж Санд, а также «Чайку» Фернана Кабальеро и «Исторические романсы» герцога де Риваса. Они научили их основам рисования и математики, а также основам философии.

Мария де Мегара с детства проявила замечательный талант к вышиванию, шитью и гастрономии. Хуан Хакобо, в свою очередь, поразил всех (кроме Жюльена де ла Пажери, его наставника), когда в двенадцать лет во время ужина появился с кремонской скрипкой, принадлежавшей когда-то самому старшему из Пажери, и исполнил достаточно искусно и в меру артистично семь из двадцати четырех «Капризов» Паганини.

С этого вечера судьба Хуана Хакобо была определена. И в некотором смысле тогда же была определена судьба всех остальных. Потому что через несколько дней, как раз когда Дон Томас Эстрада Пальма занял президентское кресло (это было к тому же в том же году, когда умер Эмиль Золя), Хуан Хакобо, будучи еще подростком, сбежал в Сантьяго-де-Куба и стал музыкантом небольшого оркестра, обосновавшегося в Эль-Канее [87] Пригород Сантьяго-де-Куба. и игравшего во время народных гуляний и национальных праздников. Оркестриком руководил чернокожий музыкант Хосе Мария Фигарола, бывший также президентом общества «для цветных», которое называлось «Восточное общество Дагомея» и было чем-то средним между масонской ложей и тайным обществом «Абакуа».

В это же время, словно жизнь задумала продемонстрировать мрачную связь между событиями, умерли брат и сестра Пажери. В действительности они не умерли, потому что глагол «умирать» означает нечто происходящее помимо воли. Брат и сестра Пажери были найдены мертвыми на одной из террас плантации в тот февральский день, когда Дельфине исполнялось шестьдесят девять лет. У нее было несколько пулевых ранений в голову. У него — в сердце-Рядом с Жюльеном лежало старое охотничье ружье, призванное держать на расстоянии окрестных бандитов. Рядом с Дельфиной — сложенный пополам лист рисовой бумаги, на котором было написано с одной стороны по-французски, сдругой — по-испански, что оба они потеряли интерес к земной жизни и желают почить рядом в темной земле Эль-Каламона под столетней сейбой, посаженной их дедом, доном Филиппом Огюстом Таше де ла Пажери.

Кофейная плантация, перешедшая к родственникам в Лионе, Марселе и Париже, была заброшена.

Как всегда на Кубе, упадок очень быстро превратился в разруху.

Пажери завещали Лидувии и Лосанто, Марии де Мегаре Кальседонии и Хуану Хакобо деревянный домик неподалеку от плантации, в деревушке под названием Ла-Майя, данным ему из-за обилия росших там (и, возможно, растущих по сей день) кустов майи, растения с длинными жесткими листьями, похожего на агаву, называемого также «мышиным ананасом».

Там, в Ла-Майе, стали жить Лидувия, Лосанто и Мария де Мегара, возделывая свой кусок земли, и им хватало на еду и даже на какую-нибудь разумную прихоть, в то время как Хуан Хакобо, хороший скрипач (великолепный скрипач, если принять в расчет, что жил он на Кубе), честно зарабатывал себе на жизнь в оркестрике господина Фигаролы.

Другой музыкант из оркестрика и выдающийся член «Восточного общества Дагомея» был пленен Марией де Мегарой, и ему, в свою очередь, удалось пленить ее. Его звали Серафин Минайя. Флейтист, мулат, высокий, сильный и крепкий как кедр, Серафин Минайя родился в Моке, на Эспаньоле [88] Старое название острова Гаити, данное ему Колумбом. , к северу от Сан-Доминго, и приехал в Сантьяго-де-Куба в возрасте двенадцати лет со своими родителями. Старики Минайя основали в Сантьяго-де-Куба небольшую фабрику стеклянных бутылок и продавали их семье Бакарди, еще одним эмигрантам, которые приехали из Ситжеса и уже сорок лет делали лучший в Сантьяго-де-Куба ром.

Серафин Минайя был не только красивым мулатом, но и достаточно образованным и очень элегантным (ходила даже фраза: «элегантный, как Минайя») молодым человеком из хорошей доминиканской семьи, который к тому же стал правой рукой господина Фигаролы, а также помощником одного чернокожего политика по имени Педро Ивоннет, вероятно, гаитянского происхождения, владевшего богатым поместьем в Белоне, рядом с Ла-Майей.