— Стоп! — сказала Ливия, чуть отстраняясь. — Хочу еще немного про политику.
— Ах, так! — сказал Джеймс, выпрямляясь. — Ну что ж, давай.
— Джеймс?
— Что?
— Я пошутила!
И снова прильнула к нему, выгнув спину и опять подставив ему груди, ее прохладные пальцы скользнули под пояс его брюк.
Чуть погодя, когда оба лежали обнаженные, и она делала ему что-то очень приятное, такое знакомое по воспоминаниям о полуденном Неаполе, именно он остановил ее руку.
— Вообще-то, есть одна мысль, — пробормотал он.
Она снова потянулась к нему губами.
— Какая?
Он стащил с вишневой ветки рубашку, на которой та в конце концов очутилась, расстегнул грудной карман.
— Не только сыр я с собой из Рима прихватил. Но и еще кое-что.
Ливия уставилась на пакетик презервативов у него в руке.
— Ага! — и бровь ее взлетела вверх. — Выходит, ты еще и спать со мной собирался?
— Не собирался. Надеялся, — сказал он смущенно. И тут заметил лукавое выражение у нее на лице. — Что, опять смеешься?
— Смеюсь, — ответила она, взяв и зубами разорвав пакетик. — Хотя я здорово на тебя зла.
— Это еще почему? — И у Джеймса перехватило дыхание: вынув презерватив, она натягивала его на член.
— Потому, что если б ты сразу, как появился, вот об этом сказал, — она скользнула ногой к его бедру, — не пришлось бы терять столько времени на всякую болтовню о коммунизме.
Потом они лежали, обняв друг друга в тени дерева, и пот потихоньку испарялся на коже. На животе у Ливии Джеймс заметил алое пятно, но, приглядевшись, понял, что это всего лишь след от вишни, раздавленной ее животом в момент страсти. Джеймс склонился, стал слизывать, и в тот же миг Ливия шевельнулась.
— Что ты делаешь?
— Ничего, — ответил он, продолжая свое занятие.
— Ничего, а я чувствую!
— Что ты чувствуешь?
— Чувствую… что приятно…
— Тогда я продолжу.
Он слизал всю без остатка прилипшую к ее коже мякоть вишни. Оглянулся. Вокруг на земле было полно вишен, он собрал две большие пригоршни.
— Ну, — сказал он, — как бы нам это употребить?
Одиночный немецкий истребитель кружил над головой в необъятном синем небе. Джеймс глядел на него, сонно приоткрыв глаза. Тревоги у него это не вызвало: их не было видно за густой листвой. Через пару минут самолет взмахнул крыльями и медленно скрылся.
Через день или два, подумал Джеймс, нас обоих может убить.
Он взглянул на Ливию, уютно свернувшуюся у него под мышкой, одна ее рука бережно обхватила его мошонку. Лопатки, выступали из спины симметрично, точно крылья бабочки. Когда все кончится, подумал он, надо бы ее подкормить. И улыбнулся противоречивости обеих мыслей. Сколько бы человек ни думал о скорой смерти, что-то в сознании отказывалось воспринимать это, как вероятность.
Он вспомнил себя, когда впервые появился в Неаполе, еще до встречи с ней. С грустью подумал, каким, наверно, невыносимо самодовольным сухарем он был.
— О чем ты думаешь? — сонно спросила Ливия.
— О Неаполе. А ты о чем?
Она легонько сжала в пальцах его мошонку.
— Я подумала, не было бы вот этих яичек, не было бы и войны, но и не было бы никакой половой жизни. Я все гадала, правильно ли поступил Бог, сотворив их? И решила, в конечном счете, он поступил правильно.
— Твоя мысль гораздо глубже двух моих, — отозвался Джеймс пораженный. Откинулся на спину. — Это, как жить на Везувии, верно?
— В каком смысле?
— В том, что нас могут убить в любой момент, но мы не знаем, когда.
Она перевернулась, упершись в землю локтями, заглянула ему прямо в глаза.
— Верно. И как тебе такая жизнь?
— Мне кажется, — сказал он, — что такая жизнь стоит десятка разных других жизней. Если только, конечно, прожить ее вместе с тобой.
После минутного молчания она встрепенулась:
— Джеймс!
— Что?
— Когда кончится война, если ты позовешь меня замуж, я скажу «да».
Слегка подумав, он заметил:
— Не вижу логики. Почему бы не сказать «да» сейчас?
— Во-первых, ты не предложил.
— Ливия Пертини, согласна ли ты выйти за меня?
— Нет.
— Но ты ведь только что сказала…
— Я сказала, «когда кончится война». Сейчас говорить «да» — плохая примета.
— Почему это?
— Ну, во-первых, нужно, чтоб у меня в кармане лежал кусочек железа, потому что железо бережет от сглаза. Потом нужно, чтоб мы оба были с покрытой головой, чтоб злые духи не видели, как мы счастливы. И вообще во вторник нельзя думать о женитьбе.
— Последнее ты выдумала.
— Ничего я не выдумала.
Читать дальше