Энтони Капелла - Брачный офицер

Мало того, коммунисты активно призывают женщин бороться за равные с мужчинами права. Подобно тому, как никто не должен овладеть чужим трудом путем договора о найме, так никому нельзя позволять овладевать телом женщины посредством брачного контракта. Брак и проституция, толковал Дино, это две стороны капиталистической медали — причем, проституция менее аморальна, ведь мужчина, нанимающий женщину, после этой сделки предоставляет ей свободу, как и тот, что берет работника на почасовую работу; между тем брак — это кабала.

Ливия не вполне была с этим согласна; ей казалось, что есть и такие мужчины, для которых брак равное партнерство, а не приобретение женщины в собственность. Хотя должна была признать, что такие мужчины редки, и что закон и церковь, что бы они ни провозглашали, по существу, едины в своем отношении к женщине, как к рабе своего мужа. Партизаны были первым в ее жизни сообществом, отстаивающим равенство обоих полов.

— Винтовке неважно, кто жмет курок, — говорил Дино. — И убитому немцу тоже все равно, кто его застрелил, мужчина или женщина.

Оглядываясь на события последних лет, Ливия стала думать, что, пожалуй, то новое, к чему она сейчас пришла, было неизбежным. Именно политика загнала Италию в ловушку между союзниками и немцами; политика разлучила ее с мужем, но политика также внушила ей, что выходить замуж надо непременно рано. Политика повлияла на приход союзных войск в Италию; и именно продажность местных политиков позволила такому мерзавцу, как Альберто, нажиться, проявив свою власть над ней, Ливией. Политика побудила командование диверсионного управления выстрелить захваченными женщинами, как обоймой патронов, в неприятеля. Теперь, утверждал Дино, с окончанием войны и казнью Муссолини образуется политический вакуум, при котором впервые в истории простые итальянцы получат шанс прижать крупных капиталистов, мафию, государство и церковь и создать новое общество по своему усмотрению.

Со всем пылом души устремившись к этой новой отдушине, Ливия впитывала каждое слово и вскоре стала задавать вопросы. Вопросы всегда поощрялись, ведь лишь путем дискуссий и споров возникает истина, подобно тому, как и история — процесс, состоящий из революций и контрреволюций, неизменно ведущий к прогрессу. Вскоре Ливия стала задавать такие вопросы, на которые Дино ответить не мог, и ей приходилось самой находить для себя ответы. Но это считалось нормальным, потому что коммунистическое учение обеспечивает человека необходимыми интеллектуальными средствами, помогающими ему самому в конце концов ответить на многие вопросы.

Признаться, особенно угнетало Ливию одно обстоятельство, о чем она не преминула побеседовать с Дино один на один.

— Ну, а акты возмездия? — недоумевала она. — По дороге мы видели чудовищную картину. Немцы истребляют невинных людей из-за ваших действий.

— Верно, — сказал Дино. — Они немало учинили зверств в этих местах.

— Но и пусть бы… — Ливия запнулась. Меньше всего ей хотелось лишиться этого единственного на данный момент приюта, но не задать вопроса она не могла:

— …пусть союзники и воюют с немцами, тогда итальянцев истребляли бы меньше?

— И ждать, пока американцы сделают за нас всю грязную работу? — нахмурившись, спросил Дино. — Вопрос обсуждался на самом высшем уровне, причем командованием союзных войск. Приказы мы получаем от них, и они считают, что наши действия необходимы. Да и есть ли у нас выбор? Можем ли мы поддаться на угрозы немцев и сидеть сложа руки, в то время как другие сражаются за нашу родину? Италия прежде всего опозорила себя тем, что помогала фашистам. Теперь именно мы должны их вымести.

Несмотря на политические разногласия с союзниками, партизаны считали себя частью союзных вооруженных сил и, как всякое военное подразделение, подчинялись дисциплине и приказам главного командования. Иногда приказы поступали из Лондона в зашифрованных передачах международного радиовещания. После новостей, диктор зачитывал несколько сообщений «нашим друзьям из зарубежных стран». Например: «Марио, у твоего брата приболела корова» — означало нападение на склад горючего; «Ваша бабушка простудилась» — был приказ произвести подсчет передвижений противника; «Алеет закат» — означало усилить активность действий.

Постоянной же темой для обсуждений был один единственный вопрос: где Пятая Армия? Поговаривали, что в Риме мастера настенной росписи малевали насмешливые надписи: «Американцы, держитесь! Скоро придем вас освобождать!»