Эдуардо Мендоса - Тайна заколдованной крипты

Возглавляемая комиссаром процессия покинула крипту и направилась по коридору, вход в который располагался как раз напротив выхода из лабиринта. Комиссар освещал путь фонариком, но он то и дело мигал — верный признак того, что батарейка вот-вот сядет, а следовавший за ним доктор Суграньес нес шприц, держа его словно древко знамени. Замыкали процессию мы с Мерседес — я устал и ослаб, и мне приходилось опираться на ее плечо.

Мы долго шли все прямо и прямо, пока нас не заставили остановиться возмущенные крики комиссара:

— Здесь ступеньки, а я их не заметил! Чуть шею себе не свернул! Эти фонарики, которые нам присылают из Мадрида, ни на что не годятся! Родственник какого-нибудь министра на этом наживается, не иначе!

Некоторое время мы поднимались по ступеням, потом уперлись в железную дверь. Комиссар попробовал открыть ее, но у него ничего не вышло.

— Если найдется у кого-нибудь кусочек проволоки, можно открыть, — предложил я.

Мерседес дала мне шпильку. Я разогнул ее — получилась сносная отмычка.

Преодолев препятствие, мы очутились в огромном зале, где стояло множество проржавевших, покрытых пылью механизмов. В глубине зала виднелась решетчая дверца, а за ней — развалившийся вагон, из которого при нашем появлении с пронзительным писком вылетела целая стая летучих мышей. Мерседес, испугавшись, едва сдержала крик.

— Это еще что за чертовщина? — удивился комиссар.

— Судя по всему, — ответил ему доктор Суграньес, — фуникулер, которым давно перестали пользоваться.

— Посмотрим, куда мы отсюда попадем, — принял решение комиссар. — Эй, ты, давай взломай дверь!

Мне стоило большого труда справиться со всеми пружинами и защелками, но я добился своего, и металлические створки разъехались в разные стороны, скрывшись в сделанных специально для этой цели углублениях. В лучах рассвета мы увидели склон горы, по которому вились между деревьев рельсы фуникулера.

— Интересно, эта штука еще работает? — спросил, ни к кому не обращаясь, комиссар.

— Пойду взгляну, — вызвался доктор Суграньес. — При нынешнем прогрессе в медицине от нас, врачей, чего только не требуется, даже некоторое знание механики.

И он начал постукивать по механизмам, а я, освеженный утренним воздухом, подошел к комиссару и напомнил об обещании все мне рассказать.

— Эта сеньорита, — комиссар указал на почему-то хмурившуюся Мерседес, — с которой мы познакомились шесть лет назад и которая, надо сказать, за это время сильно изменилась, позвонила мне в половине третьего ночи и поведала о твоих похождениях. Опасаясь, что ты сотворишь еще какую-нибудь глупость, я позвонил доктору Суграньесу, и тот любезно согласился принять участие в твоей поимке. Мы отправились в школу, где нас уже ждали монахини: они проводили нас в крипту, заботясь о том, чтобы мы не ступали на священную землю. Взяв свечи в часовне, мы спустились в лабиринт и вскоре убедились, что, как сказал тебе доктор, это и не лабиринт вовсе, а хитрая придумка, с помощью которой можно запутать непрошеных гостей. А то, что лабиринт заканчивается там, где он заканчивается, можно объяснить разными причинами: не исключено, что подземными коридорами пользовались лишь для того, чтобы убежать из здания, а может быть, просто в разгар строительства деньги кончились. Но как бы там ни было, мы добрались до крипты и увидели стол, на котором лежал труп, а под столом — тебя. Ты душил в объятиях бедную девочку и в приступе безумия уже порвал на ней рубашку, негодяй!

Откуда-то из-за турбины раздался крик доктора Суграньеса:

— Поздравьте меня! У меня получилось!

И действительно, фуникулер заработал, а мы все четверо вскочили на платформу и уселись на покрытые пылью и пометом летучих мышей сиденья.

— Одного не понимаю, — рассуждал вслух комиссар, пока фуникулер медленно скользил вверх по поросшему душистыми соснами склону горы, — почему ты не рассказал мне обо всем, что выяснил и что собирался делать потом? Если бы ты держал меня в курсе, то избежал бы многих опасностей и сэкономил силы.

— Я хотел доказать, что могу обходиться без чужой помощи, — ответил я.

— Недоверие к органам государственной власти — вот зло, которое погубит эту страну, — изрек комиссар.

— Это следствие тех отношений, что сложились между отцами и детьми в низшем сословии, — заметил доктор Суграньес.

Я искоса бросил взгляд на хмуро молчавшую Мерседес. Она сидела понурая, голова, плечи и даже самая примечательная часть ее фигуры — грудь — были опущены. Казалось, она пристально и с огромным интересом вглядывается в серый, затянутый пеленой тумана город, который время от времени открывался нашим взорам далеко внизу. Свет уличных фонарей, подсветка туристических достопримечательностей постепенно гасли, уступая место рассветным лучам. Слабо светили лишь несколько рекламных щитов на площади Каталонии. В порту стоял под парами пакетбот, а далеко в море можно было различить четырехугольник — очертания авианосца. Я с грустью подумал, что моя сестра порадовалась бы — столько потенциальных клиентов. От размышлений меня отвлек крик: