Эдуардо Мендоса - Тайна заколдованной крипты

Стараясь успокоить себя подобным образом, я осторожно слезал с кровати, когда на меня упало и придавило к простыне что-то вроде холодной и тяжелой паутины, и именно в этот момент со скрипом открылась дверь. Я слышал, как приближаются к моей кровати мягкие шаги, слышал прерывистое дыхание человека, который собирается совершить ужаснейшее из злодеяний. Не в силах больше бороться с объявшим меня ужасом, я не сдержался, выпустил содержимое мочевого пузыря прямо в постель и тоненьким голоском принялся звать маму в глупой надежде, что мой призыв не останется без ответа и мама явится, откуда я и сам не знаю, подаст руку помощи, не даст мне исчезнуть в царстве теней. И тут совсем рядом раздался голос:

— Эй, ты спишь?

Это был голос Мерседес Негрер. Я хотел ответить ей, но из моей гортани выходили лишь всхлипы.

На спину мне легла рука.

— А чего это ты в москитную сетку закутался?

— Я ничего не вижу, — с трудом выговорил я. — Мне кажется, я ослеп.

— Да нет, это электричество отключили. Я принесла свечу, но у меня нет спичек. Мой отец всегда держит коробок на тумбочке у кровати. На случай, если у него будет бессонница и захочется покурить. Хотя врачи ему категорически это запрещают.

Я услышал, как выдвигается ящик, как роется в нем невидимая рука. Потом послышалось чирканье, мелькнула искорка и замигал, качаясь, огонек свечи. В ее слабом свете я смог разглядеть сквозь опутывавшую меня москитную сетку спокойное лицо Мерседес. Она смотрела на меня, быстро мигая. На ней была фланелевая рубашка в клеточку (раньше она явно принадлежала мужчине, и притом более крупному, чем Мерседес), через боковые разрезы которой видны были узкие бедра. Когда она наклонилась надо мной, чтобы помочь выпутаться из москитной сетки, я смог разглядеть, что под рубашкой на ней голубые трусики с высоким вырезом. Рубашка была застегнута не на все пуговицы, и, когда Мерседес двигалась, иногда можно было заметить, как колышется под рубашкой бледное, бархатистое и мягкое, испускающее нежный кисло-сладкий аромат.

— Я слышала, как ты разговариваешь во сне, — сказала она и прибавила без всякого логического перехода: — Я тоже не могла заснуть. Это что под тобой? Лужа?

— Вчера за ужином слишком много выпил, — попытался оправдаться я, сгорая от стыда.

— Ничего страшного. Со всяким может случиться. Будешь спать или хочешь поговорить?

— Я предпочел бы поговорить, если ты обещаешь больше не врать.

Она грустно улыбнулась:

— Я рассказала тебе официальную версию происшедшего. А как ты догадался?

— Твой рассказ — нагромождение несуразностей. Чего стоит одно утверждение, что напуганная девочка-подросток может мгновенно убить человека, ударив его ножом в спину. Я никогда никого не убивал, но все же в этих делах кое-что смыслю. Если бы ты ударила спереди, то, может быть, и смогла бы убить. Но сзади — никогда.

Она села на краешек кровати, а я устроился на подушке, опираясь спиной на деревянную спинку кровати, которая скрипела при каждом моем движении. Мерседес поставила ступни на кровать, обхватила руками лодыжки и уперлась подбородком в колени. Наверное, ей было удобно, но я в такой позе не высидел бы и минуты.

— Подоплека подлинной истории, — начала она, — та же самая: бойкая и смышленая, но бедная девочка и девочка богатая, но круглая дура. И травма, о которой я говорила…

— Что произошло в ту ночь, когда исчезла Исабель?

— Мы все спали в общей спальне, а наши с Исабель кровати стояли рядом. Я страдала бессонницей. Теперь-то я понимаю, что все дело было в проблемах переходного возраста, а тогда не знала, чему ее и приписать. Я услышала, как Исабель пробормотала что-то во сне, склонилась к ней и принялась разглядывать ее безмятежное лицо, золотые локоны… Я смотрела на капельки пота, выступившие у нее на висках, на то, как поднимается и опускается ее уже не детская, но еще и не девичья грудь… Ты думаешь, я роман сочиняю?

Я ничего не ответил, чтобы не сбивать ее с мысли. Я знаю, что никто не отклоняется так часто от темы повествования, как человек, который собирается сделать признание. Следовало набраться терпения.

— Через некоторое время, — продолжила Мерседес, — Исабель вдруг встала с постели. Я видела, что она спит, и подумала, что она, наверное, лунатичка. Исабель зашагала по проходу между кроватями, уверенно направляясь к двери. Я тоже встала и пошла за ней, опасаясь, что она обо что-нибудь ударится и ушибется. Дверь спальни обычно закрыта на ключ, но в тот раз я с удивлением увидела, что, как только Исабель подошла к ней, дверь распахнулась. Было очень темно, и мне стоило труда разглядеть смутный силуэт, скорее даже тень, по ту сторону двери.