Халльгрим Хельгасон - Советы по домоводству для наемного убийцы

— Это значит, что ты должен перестать с ней встречаться, — прозвучал вердикт.

Класс грохнул. Как же они, суки, ржали, эти вечно-улыбчивые филиппинки и кореша Бен Ладена. Я всерьез подумывал о том, чтобы прийти на следующее занятие со своим „узи“, но перевесила благодарность к этой Каари, сумевшей за три месяца повысить уровень моего английского на двадцать этажей. Она бы, вероятно, огорчилась, если бы я перестрелял всех ее учеников.

Так что своим улучшенным английским я обязан тетушке Ревности. Она мне помогла подняться над моими житейскими проблемами. А вот Дикан и компания, в смысле знания языка, так и застряли на первом этаже. „Пойдем до машины“. Ситуация, прямо скажем, неловкая (очень мне надо выглядеть умнее своего босса!), так что я старался всячески скрывать свои познания. Но Дикан меня раскусил и начал брать на серьезные переговоры в качестве переводчика. Меня всегда охватывало скверное предчувствие, когда Сосунок, сидя рядом в „Загребском самоваре“, посасывал свою потухшую сигару и пялился на меня, пока я объяснял нашу ситуацию ребятам из Чикаго, двум новоявленным янки польского пошиба. Он относился с явной подозрительностью к моим языковым успехам, видимо приписывая их моим подпольным встречам с близнецами Бушами: а что, если каждый уикенд, свободный от наемных убийств, я провожу в западном крыле Белого дома, ужиная в компании мистера и миссис ФБР?

Что он понимал! Мои познания были всего лишь следствием непрекращающихся расследований интимной жизни Муниты, что включало в себя среди прочего кое-какую шпионскую работу, увы, не давшую никаких результатов.

Зато ее таинственная проговорка получила разгадку. Слова о том, что она никогда не сделает женатых мужчин, фактически означали, что она „делает“ неженатых, а само это мерзкое словечко наводило на мысль, что она их „делает“ направо и налево. Словцо-то из лексикона проституток. Членососка Мунита — „сиськи мои видали? а мою сладенькую киску еще не распробовали?“ — прокладывала себе таким образом путь на верхние этажи башни Трампа.

Эту тему я вслух не поднимал. Я продолжал с ней встречаться. Она делала меня, а я ее. Но любовь отныне держалась на расстоянии, как огромный белый теплоход, слишком большой, чтобы войти в залив. До этой минуты, судя по всему. Я сам себя не понимаю. Стоило ей умереть, как я рассиропился. Не понимаю. Я должен бы радоваться, что она получила по заслугам. Слишком далеко зашла. Делать это в моей шикарной квартире! Осквернять, блин, мой девственный кафель!

Ну а если на нее наехали стервози-мафиози? Если „по заслугам“ — камень в мой огород? Это могла быть ОВ — операция „Возмездие“. В отместку за одну из моих шестидесяти шести жертв. За какую или за каких? Не суть. Рано или поздно это должно было произойти. Суперкиллер Манхэттена, Хорват-Всех-Порват, Токсич Три Обоймы, единственный и неповторимый, подлежит уничтожению. Слушай, а если это кто-то из наших? Тот же Нико! Как он тогда взорвался: „Ты чё мне звонишь?“ По словам швейцара, Мунита поднялась наверх с „жеребцом тальянского вида“. С таким же успехом он мог быть хорватом.

Наконец догнал.

Это они ее убили. Мои друзья и боссы. И теперь я в трауре. До этой минуты я и не подозревал, чтО она для меня значит. Мунита была далеко не худший вариант. Она приходила ко мне с цветами. Она делала мне сказочный массаж. И раз в две недели готовила мне любимые блюда своего детства в Лиме: акулу или морского окуня, одним словом, севиче (маринованные морепродукты) или незатейливые антикучос — перуанскую говядину на гриле, напоминавшую мне наш ćevapi [48] Кебаб (хорват.). .

Блин, как же мне ее не хватает.

Теперь мне ясно, что ее пресловутая фраза вовсе не несла в себе такого негатива. „Ты же знаешь, я никогда не сделаю женатого“ означает всего-навсего, что она бы этого не сделала, если бы подвернулась такая возможность. Слагательное наклонение или как оно там называется. Хотя, с другой стороны… если бы подвернулась такая возможность, она вроде как могла бы сделать неженатого …

Ох, какой же ты мудак. Ведь ее уже нет в живых.

Идя по улице, я вдруг вижу ее за рулем японской машины, стоящей на другой стороне под ярким неоновым светом исландской ночи. Она машет мне рукой и улыбается, как она это всегда делала, когда заезжала за мной на своей маленькой „хонде“. Что будет с ее машиной? С ее квартирой? У нее ведь не осталось никакой родни. Наверно, мне надо позвонить ее подружке Венди и все рассказать…