Хотя в принципе я могу выбирать из семидесяти каналов, сейчас ловится только мочепроводящий канал. Хочется в туалет. С этими телесными людьми я и сам превращаюсь в тело и слышу собственные слова:
— А еще Шварценеггер.
— Да, еще Шварценеггер… постой-ка, а кто еще?
— Кто? — спрашивает Палли Нильсов.
— Иностранцы, которым удалось сделать карьеру в Голливуде, — продолжает сын.
— Да, постой-ка, как звали того, который играл в «Крестном отце»?
— Марлон Брандо?
— Нет, он как-то на «А»…
— Аль Пачино? Нет, папа, он стопроцентный американец.
— Нет, не Аль Пачино, а этот — Антон, как его… А, вот: Энтони Куинн.
— Он в «Крестном отце» не играл.
— Разве?
— Нет.
— Да, что я говорю, он же играл в «Зорбе», он грек, да, из Греции, по-моему; я помню, что он какой-то иностранец. Когда-то давно он здесь у нас блистал.
— Да? А я не знал, что он из Греции. Хлин, а ты знал?
— Да. Или нет. Он родился в Мексике. То есть его мать мексиканка, а папаша ирландец. Но детство его прошло в Америке. В Лос-Анджелесе.
— Правда? — спрашивает сын.
— А ты уверен? По-моему, он все-таки грек, — говорит отец.
— Нет.
— Слушай, а давай посмотрим…
Палли Нильсов встает и уходит вглубь дома, чтобы навести справки о до сих пор не забытом зачатии восьмидесятилетней давности. Мексика в начале века. Дрожащие на ветру ставни провинциального отеля на высокогорном плато, ночью, а внутри ирландец Куинн в постели выжимает из себя Энтони в чернокудрое туземное лоно. Сперва я представляю себе этот упругий член начала века крупным планом, тусклый свет луны на него, а он ходит взад-вперед в этом мягком мексиканском причинном месте, но вот из кухни появляется Хофи и садится; в руке стакан воды. Изображает на лице святость. Да. Может, это какое-нибудь непорочное зачатие? Эллерт продолжает:
— Да в конце концов не важно, иностранец — не иностранец, все равно же все по-английски говорят, так что какая разница, какой у них там акцент.
— Sure, [154] Конечно (англ.).
— говорю я, как мне кажется, довольно благодушно.
— Что?
— Sure. Он сказал «Sure», — говорит Бриндис, а ее голоса я раньше никогда не слышал.
Чувствую, что Хофи смотрит на меня. Ощущение — как под рентгеновскими лучами.
— Да, ха-ха-ха. Конечно! Это значит «конечно», — говорит Эллерт.
Возвращается Палли и подтверждает мексиканское происхождение Энтони Куинна — у меня в голове снова блиц-кадр члена и волос, — и хозяйка зовет всех в столовую ужинать. Просит Эллерта принести из кухни стул. Для меня. Они зовут его Лерти. Я думаю об этом по дороге в туалет, который находится где-то совсем глубоко в недрах этого дворца шиворот-навыворот. WC: Wonder Closet . [155] Волшебный шкаф (англ.).
В глаза сорок квадратных метров кафеля. Здесь все без сучка без задоринки. А какого сучка — в глазу ближнего своего? Немудрено, что этот народ невозможно сексуально дезориентировать, если у них все так мило. Вот спрячусь за ширму в душе и подожду, пока все заснут. Не вышло. Я справляю нужду (испускаю из себя что-то желтое) и пускаюсь на поиски доказательств. Хозяйка, похоже, запаслась кремом до конца столетия. Он похож на соус барбекю, если подумать о том, что она сама — как жаркое. Вот возьму и напишу помадой на зеркале: «I fucked your daughter, fuck you all!» [156] «Я ебал вашу дочь, заебитесь вы все!» (англ).
Нет. Тогда они поймут, что это я. Очевидно, я слишком долго провозился тут у раковины. Не нравится мне крем. Выхожу.
Жаркое поспело в срок. И я теперь этот срок мотаю. Бренные останки мертвого барана, которые мы пытаемся запихать в себя. Пока они не сгнили. Сигyрлёйг:
— Клин, ты не хочешь раздеться?
— Что?
— Не хочешь куртку свою снять?
— Ах да, пожалуй…
Я — слабак. Я снимаю верхнюю кожу и вешаю на спинку стула. Я — ободранный одр. Я — Клин. Который вышибают?… Вдруг вспомнил, что у меня свитер порван, на правом плече шов разошелся. Свитер темно-синий, а под ним — белая майка. И вот вся моя душа концентрируется в этой дырке: сквозь нее просвечивает мой внутренний человек. Белоснежный и непутевый. Мама. Лолла. Шлю вам свой привет. По-моему, здесь все в исключительно хорошо пошитой одежде. Super-tramp . [157] Супербродяга (англ.) — название британской поп-группы.
Наверно, мне надо было снять что-то другое: голову, например. Все сели за стол, и слава божественному привидению… тьфу ты, провидению, что Бриндис уселась рядом со мной. И не со стороны прорехи. Смотрю, как она вынимает изо рта жвачку и прилепляет на край тарелки, и чувствую себя эдаким Дерриком. Надо эту жвачку как-то заполучить. Добавить в коллекцию. Надо дать этому кошмару шанс, раз уж я в сортире сплоховал. Жалко, что коробочки для нее у меня с собой нет. Вышел на поле неподготовленным. Гуд… Сигурлёйг выносит свою душу в соуснице. Осторожно несет на вытянутых руках, как будто она бесценная и бессмертная. Душа. Я поливаю ею мясо, от нее идет пар, и я передаю ее дальше. Мы пускаем ее по кругу в каком-то древнем ритуале. Вливаем ее в себя.
Читать дальше