Эльфрида Елинек - Похоть

Прошу всех, кто намерен провести ночь за бутылкой, встать и перейти на другую сторону! Остаток повествования предназначен тем, кто даже саму ночь захочет выпить до донышка, до последней капли сочувствия к другому человеку. Ночь, которая только что доросла до того, чтобы вместить в себя все бутылки: молодежь, которая высвобождается из пеленок глянцевых журналов и громко кричит. Теперь эта молодежь может, наконец, разбить стеклянный сосуд, из которого сочится шнапс и в котором она выросла, словно груша в спирту; тыльную сторону ладони пометят на входе на дискотеку, а лица — стальными перилами моста. Таков путь мира. Он движется прямо в нас. Безработная молодежь избегает пути к свободе. Она робко мучает мелкую тварь, с которой в состоянии справиться в тихих закоулках. Ее не принимают ни в ремонтные мастерские, ни в сияющие парикмахерские салоны окружного города. И бумажная фабрика прикидывается, что спит, чтобы сэкономить на социальных выплатах (с ними наплачешься), когда деревенские парни, смиренно сложив крылышки и втянув головы, стучатся в ее ворота, потому что и они, как многие другие, хотели бы перемешивать бумажную массу в огромном котле. Вместо этого им приходится заглядывать в стакан. Свою лучшую одежду они носят и в будний день. У кого есть дома маленькое хозяйство, тот первый вылетает с фабрики и устраивает дома жене большую стирку. Кажется, что он может питаться самим собой и пожинать божественный урожай. Тот, кто частным образом занят убоем животных, не может посвятить фабрике всю душу, растолковывает начальник отдела кадров. Или одно, или другое. Дети болеют. Отцы вешаются. Никакие деньги их не оправдают.

Автомобилист, уютно устроившийся в своей гостеприимной машине, проезжает рядом с этой женщиной по промерзшей земле. Хотя он и очень молод, он уже закончил курсы справедливости и школу ловкости. У него даже есть родители, о которых ему не нужно заботиться на твердом и сухом пути, по которому предстоит пройти старшему служащему, чтобы добраться до предназначенного для него места на предвыборном плакате Австрийской народной партии. Путь этот так же далек, как далек наш путь от двери до батареи отопления и до газеты, которые делают жизнь в этом государстве столь уютной для всех граждан со средним уровнем доходов. Родители его без особых хлопот купили в этой местности дачный дом, взяв строительную ссуду. В доме отдыхают, занимаются спортом и отдыхают до и после занятий спортом. Молодой человек, напротив, является членом избранного студенческого сообщества, в котором дворянство оттаивает бюргерам глаза и снова их замазывает. О том, чего этот парень сделать не в состоянии, не стоит упоминать в федеральном журнале венской молодежи. Связи его не говорят убедительно сами за себя, но тише едешь — и дело мастера боится. Малые мира сего бессердечно бросаются друг на друга, а вот великие дают своим факелам светить, по рукам и по головам других они поднимаются наверх, отбрасывая большие тени, подтверждающие их приход. А потом они расслабляют свои кишки, и крылья их колеблются на ветру, который они сами из себя производят. Никто не видит, как они приближаются, но неожиданно они уже сидят в правительстве и в парламенте. Ведь и сельскохозяйственные продукты мирно стоят на полках, прежде чем, попав в желудок, начинают вырабатывать яд.

Женщина вынуждена остановиться. Снег падал день и ночь. Горный воздух причиняет боль. Лучи, пробивавшиеся сквозь деревья, исчезли. Молодой человек тормозит так резко, что несколько книг, которые давно на него косились, валятся прямо на него. Они летят ему под ноги. Женщина боковым зрением видит за стеклом автомобиля голову, которая вчера явно набралась доверху, как все люди здесь, лишенные надежды, у которых почва парит под ногами. Они уже виделись где-то, но не сохранили об этом воспоминаний. Студент называет то одно, то другое дорогое имечко, которое должно быть ей известно. Вершины вокруг блестят под снежным покровом, протянувшимся до самых глубин, в которых в человеческой мастерской куется желание приобрести новый горнолыжный инвентарь.

Директор ждет в своем кабинете — неприступный, словно непомерный налог, и не приглашает нас войти, когда мы стучимся в дверь. Деревенские парни приходят к нему, отутюженные своими отцами и обжеванные домашним скотом, — они отваживаются шагнуть в социальный слой работников промышленности с самой низкой заработной платой. Очень скоро они узнают о существовании женщин и приветствуют их громким лаем, женщин, которые красят ногти красным лаком в машине перед красным светофором. Они — наши маленькие гости за накрытым столом, их пригласили, чтобы они своевременно заметили, как нежелательно их вторжение в социальное обустройство. Со своего места им даже толком не рассмотреть стола, щедро накрытого социальными нагрузками, они сидят, натянув на себя короткие кожаные штаны, и зычно кричат, обнаружив за столом своего депутата, который собирается выпить свежий концентрат их жизненного сока прямо из банки. Сыны земли, для любви сотворенные и для страданий. Однако годом позже они уже восторгаются только одним — сумасшедшей ездой на мопеде или на подержанном «фольксвагене», так что волосы хлещут по голове. И река по соседству, бодро текущая мимо, впускает их, наконец, в свои объятия, не задавая лишних вопросов.