Андрей Шляхов - Черный крест. 13 страшных медицинских историй

– А кто будет прописываться – я или ты?

– Конечно же ты! – Александр Святославович придал голосу толику горячности.

– Но почему?

Александр Святославович сбросил газ и плавно вырулил на обочину. Когда машина остановилась он посмотрел жене в глаза и тихо сказал:

– Милая, надо трезво смотреть на вещи. Ты намного моложе меня, и я как твой любящий муж не могу позволить себе поступить иначе...

Для пущей достоверности пришлось горько вздохнуть.

– Но почему?.. – растерялась жена.

– Чтобы тебе не пришлось платить огромный налог на наследство! Сейчас супруги его не платят, но поговаривают, что очень скоро ситуация изменится – платить станут все, и ставка вырастет в разы...

Провинциалы верят в нерушимую силу прописки. А еще они верят слухам. Чему же еще можно верить, если не слухам?

При осмотре участка Александр Святославович превзошел сам себя.

– Я видел план! – вдохновенно врал он. – Вот здесь будет проходить дорога, поэтому нам придется высадить на этой стороне деревья, чтобы они ограждали нас от шума и нескромных взоров. Южную сторону мы оставим свободной, не исключено, что со временем удастся присоединить к своему и соседский участок. Дом поставим не так, как стоит эта халупа, а развернем под углом...

– Зачем?

– Мне не нравится прямоугольная площадка перед домом. Есть в ней что-то казарменное. И вообще – участок видится мне как совокупность ломаных линий, так, как модно сейчас за рубежом. А вот там, где лопухи, мы устроим площадку для барбекю...

– Тяжело будет бегать вверх-вниз...

– Милая, как только ликвидируют свалку, всю территорию выровняют.

– Значит, до того нельзя начинать строить дом?

– По имеющимся у меня сведениям, это произойдет очень скоро. В мае мы сможем начинать строительство...

Врал, как в юности на комсомольских собраниях, и добился своего. Жена выписалась из московской квартиры и прописалась в деревне. «На дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь – и делай с ним что хошь!», – пели лиса Алиса и кот Базилио.

Часть выходных дней Александру Святославовичу приходилось посвящать разъездам по магазинам – жена приглядывалась к вариантам обстановки еще не построенного дома, иначе говоря, упоенно строила из себя состоятельную женщину. После магазинов у нее обычно начинала болеть голова. Она, вся такая несчастная, укладывалась на диване и тихо стонала. Александр Святославович кормил ее таблетками и время от времени сокрушался:

– Это я во всем виноват! Столь длительное воздержание плохо сказывается на твоем здоровье!

Согласно легенде, строгий уролог все продлевал и продлевал срок воздержания, грозя оперативным вмешательством в случае ослушания. На самом деле Александр Святославович не монашествовал – восстановил отношения с одной из бывших любовниц и раз-другой в неделю наведывался к ней. Жена, разумеется, тоже не маялась невостребованной – уж что-что, а сытую женщину от голодной Александр Святославович отличать умел.

В один из октябрьских вечеров, когда супруга стонала особенно сильно, Александр Святославович покачал головой и сказал:

– Нельзя есть столько таблеток. Ты испортишь себе желудок.

– Что же делать? – Жене и впрямь было плохо, она избегала малейших движений головой и разговаривала почти не размыкая губ.

– Выраженные боли принято лечить инъекциями.

– Не хочу уколы, от них на попе остаются шишки...

– Внутривенными. Хочешь, я тебе сделаю укольчик, и тебе сразу полегчает.

– Хочу, – простонала жена.

Александр Святославович полез в книжный шкаф, где за двухтомным «Руководством по наркологии» (кстати говоря – совершенно бесполезным) уже месяц дожидались своего часа двенадцать ампул с однопроцентным раствором морфина гидрохлорида. Двенадцать снарядов возмездия. Двенадцать порций неземного блаженства, его прощальный подарок жене...

Ампулы с физраствором, шприцы и все такое прочее он хранил открыто – в одном из кухонных шкафчиков. Частнопрактикующий нарколог должен иметь под рукой все необходимое для выездов к пациентам.

Игла еще была в вене, когда жена сказала:

– Как хорошо, – и закрыла глаза.

Александр Святославович пару минут слушал ее дыхание, потом унес шприц и пустые ампулы в кухню. Ампулу из-под морфия завернул в обрывок бумаги для запекания и раскрошил в пыль молотком для отбивания мяса. Ампулу из-под физраствора и шприц с иглой выбросил просто так.

Закончив с уборкой, налил себе стопку ледяной водки, выловил из банки маринованный корнишон и, не присаживаясь, поздравил самого себя с почином. Точнее, не с почином, а с началом завершающего этапа операции.