Дженет Уинтерсон - Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь

Нежные слова стерлись от частого употребления. Сквернословия смягчились повторением. Сломана волшебная палочка зачарованных слов и самих чар. Слова духовности втиснуты в плоть. Слова плоти обряжены в противные белые платья. Площадная праща лишь мечет и мечет свою брань. Таково наследие мертвых.

Мертвые едут на работу, трутся друг о друга серые руки трупов в разверзнутой могиле, громоздятся штабели в оцинкованных гробах машин, подземки и поездов. Жуткие экипажи раскрашены в яркие цвета – цвета гильотин, их корзин и лезвий, радостные, как сама казнь. Каждый мужчина, каждая женщина восходят на собственный эшафот, опускаются на колени, а их убивают – день за днем. Все подбирают свои отрубленные головы, садятся в метро и едут домой. Некоторые говорят, что работа им нравится.

Время насмехается над ними, но они не слышат. В их ушах лишь спортивные сводки и биржевой индекс «Файнэншл таймс». Время засело у них в грудных клетках и смеется над ними, но язык его древен, и они его не слышат. Время делает свое дело и оставляет рукопись червям.

Почему мертвые отказываются от жизни? Закладывают часы, которые нельзя будет выкупить?

«ПРОДАЕТСЯ: МОЯ ЖИЗНЬ. ПОЛУЧИТ ТОТ, КТО ПРЕДЛОЖИТ САМУЮ ВЫСОКУЮ ЦЕНУ».

Рукопашная между живым и мертвым. Поэт и слово оживляют друг друга изо рта в рот. Поцелуй меня лощиной рта – котлованом, из которого добывают слова, занесенные песками времен. Поцелуй меня лощиной рта, и я заговорю на языках.

Ее поцелуй; ласка или приветствие губами; бильярдные шары, что сталкиваются, катясь; капля сургуча.

Губы ее подобны алым виноградинам – не спелые, всегда манящие. До сбора урожая еще несколько месяцев. Я боюсь морозов, боюсь града, боюсь гнили и ожога. Я боюсь проспать восход солнца. Пусть солнце взойдет. Пусть настанет день, когда она созреет в моей ладони.

Почему я тоскую по другому времени? Почему хочу, чтобы часы шли быстрей, если моя жизнь зависит от того, сумею ли я сдержать руки стрелок. Почему? Я хочу целовать тебя.

Поцелуй меня лощиной рта, зубчатой впадиной желания. Поцелуй меня раздвинутым пространством, ниспровержением пристойности, восстановлением капища честных людей.

Поцелуй меня на зеленом сукне, где я играю тебя, как игру.

Она целует меня. Все слова, что есть, взлетают с ее уст стаей птиц, каркающих небесам. Крылатые машины несутся по всему миру, но дом ее – во мне.

Ее уста лепят слова. Ими она опаляет меня. Ее холодная чистая изложница тает, уступает, и она изливает теплый мед, созревший за долгую ночь.

Слово и поцелуй – одно.

Язык – это секс? Произнеси мое имя – и произнесешь секс.

Произнеси мое имя и произнесешь: белый песок под белым небом, белые силки моих бедер.

Наши слившиеся губы лепят слова, которых я не знаю. Называть ли мне твои соски душистой земляникой? Прятаться ли в темных переливах горла твоего? Бусина розовых четок, что нахожу я между твоих ног, заставляет меня молить тебя и за тебя молиться. А как же Гермес Путей твоих? Я разлучаю тебя, как перекресток, я боюсь бога красноречия и воров. Когда ты целовала меня, сердце трусливо билось у меня во рту, и ты вырвала его, чтобы прочесть, предсказательница моя. Оставь меня – жертву потоку твоих волос.

Время: Перемена пережитая и наблюдаемая. Время измеряется углом поворота Земли» округ своей оси. Земля медленно вращается на вертеле под пламенем солнца.

Время пронзило меня. Я – тень, что метит диск солнечных часов. Я – руки часовых стрелок. Язык колокола, тельце, что колотится из стороны в сторону, неприкаянно цепляясь за окаянные колокольные качели. Ошеломляюще опрокидывающееся Время, головокружительный, злокозненный ярмарочный аттракцион. Наслаждения и иллюзии бесплатной поездки на «чертовом колесе». От взгляда сверху, из раскрашенной кабинки, душу выворачивает наизнанку. Колесо вращается. Заворачивай! Торопись! осталось одно место! Люди впереди машут мне и бросаются вперед. Людей позади я почти не знаю. Видят ли они меня? Сомневаюсь. Кабинки вращаются так, что их не видно. Залезай со мной вместе. Держись за мою руку. Так лучше? Не очень.

У балаганщика знакомое лицо. «Увидимся на другой стороне», – говорит он и запирает клетку на засов. ПОЕХАЛИ! Его запрокинутое лицо смазывается. Для ездоков на колесе есть только колесо. Сначала мы раскачиваемся вверх, затем обманчивая долгая пауза и внезапное низвержение. То, что всего лишь живет, может всего лишь умереть.

Время вращает меня под солнцем, но я могу вращать солнце сквозь время. Тут, там, нигде, неся белые розы – не красные. Митилены 600 года до Рождества, город 2000 года после Смерти. Все искусство относится к одному периоду. Греческий рог для питья – рядом с быками Пикассо, Джотто – друг Сезанна. Кто кого зовет? Сапфо вызывает миссис Вулф, миссис Вулф – Сапфо. «Вас понял, прием» по всему времени, дуплексная радиосвязь на тайной частоте. Искусство громит Время.