ТАДЕУШ КОНВИЦКИЙ - ЧТИВО

– Я прилетел, чтобы создать первую в мире партию прощения. Чтобы никогда больше людей не терзали по ночам демоны ненависти и страха. Погоди.

Он стал нервно шарить под подушкой. Вытащил большой, немного помятый желтый конверт.

– Здесь все, что нужно. Деньги, необходимые документы и свидетельства.

Найми самого лучшего адвоката. Мы зарегистрируем партию прощения.

Крестовый Поход Прощения.

Я взял конверт, повертел в руках. Под окном то и дело взвывали и умолкали агрессивные сирены «скорых».

– Я тоже многого уже не помню, – сказал я сам себе.

Тони подпрыгнул на кровати, и его линия жизни тоже подпрыгнула

– А я помню каждый день, каждый час. Он слишком молод для лагерника.

– Его могли взять ребенком.

Тони бессильно упал на подушку с фиолетовым штампом.

– Он меня с кем-то спутал.

– Все всё путают. Главное не в этом.

– Да, ты прав. Главное – Крестовый Поход Прощения. Чтобы закрыть прошлое.

– Со временем оно само закроется. А потом снова откроется – по-другому окрашенное и с новыми приметами. Ты жалеешь, что приехал?

– Нет-нет. Теперь я уже здесь останусь. Может быть, навсегда. Не потеряй конверт.

– Тони, я не знаю, что со мной будет. Я запутался.

Но он меня не слушал. Тяжело дыша, стирал пот со лба исколотой рукой, обклеенной пластырями.

– Я убежал на край света, чтоб забыть, – прошептал. – И не забыл. Пришлось вернуться. У меня все чисто.

– А знаешь, Тони, знаешь, я несколько ночей не спал. Думал о твоем тогдашнем аресте. Я своей памяти не доверяю. В меня можно, как дискету, вставить чужую память.

– Нет-нет. Чужой памятью не воспользуешься.

Я долго молчал.

– Тони, я уже не знаю, как было на самом деле с той девушкой у меня в квартире.

– А я все помню. Секунду за секундой. Каждый жест, каждую каплю пота и судорогу боли. Крестовый Поход Прощения необходим. Он избавит людей от мучений. Всех: в тюрьмах, лагерях, трущобах, в резиденциях и коммуналках.

Ладно, иди, может, адвокатские конторы еще открыты. А этому бедолаге дай деньги, доллары, пусть возьмет и уезжает обратно в Россию. Они всегда так жили. Им не привыкать.

Вошла медсестра:

– Ой, нехорошо, пан Мицкевич. Вам надо лежать спокойно, – потом обратилась ко мне: – Больного запрещено посещать. Рано еще. Взгляните на экран.

– Тони, я должен идти. Не знаю, встречались ли мы с тобой когда-нибудь, но это не важно. Будь здоров.

– Помни. Крестовый Поход Прощения. А в Воркуте, наверно, уже начинается оттепель.

В коридоре меня остановил немолодой врач с внешностью философа:

– Вы друг больного?

– Да. Друг.

– Он вызвал своих врачей из Америки. Кажется, они уже летят. Но прогноз неутешительный. Мерцательная аритмия.

– Ему бы еще пожить и уладить свои дела.

– Ба, – сказал врач. – Такое дается только избранным. Но кто из нас избранный? – и засеменил в глубь коридора.

Я вышел на улицу. Под маркизой магазина стоял и курил сигарету славянин с Кавказа. Он окинул меня хмурым взглядом. Я ускорил шаг. А я живу. Только зачем живу. Светило неожиданно горячее солнце, и можно было подумать, что сейчас середина лета. Девочки лизали мороженое. Дворовый пес с лаем гонялся по мостовой за машинами. Ласточки летали высоко над крышами.

Должно быть, к хорошей погоде. Зачем он мне дал этот конверт. У меня и прощать-то уже нету сил. Вдруг среди реклам и киосков мелькнуло знакомое лицо под круглой шапочкой темных волос, с глазами, как перелески, которые ранней весной обсыпали все пригорки и все лесистые склоны моего детства, детства, забытого по пути. Может, и я перед ней виноват. Может, я обидел ее отца и не помню, что обидел. Как она сказала. За все в жизни нужно платить. Да. Но ведь люди автоматически повторяют это с незапамятных времен. Одни платят, у других есть дармовой абонемент. А, не важно, как говаривал бывший замкомиссара Корсак.

А она приближается, идет ко мне, а она лежит на спине, и клочок заблудившегося света притулился к тому местечку между плечом и шеей, а она отворачивает голову, и слеза с голубоватой искоркой катится по щеке.

Брошусь-ка я сейчас под трамвай, и все дела.

И тут я увидел диковинный экипаж, похожий на дрезину с рычагами. Спереди вращался вал ничем не прикрытою мотора. За рулем сидел бывший заместитель комиссара Корсак. От ветра или быстрого движения остатки его волос растрепались, и разжалованный полицейский немного смахивал на пасхального цыпленка.

– Кого я вижу! – радостно воскликнул он. – Вы на почту? – и указал взглядом на мой желтый конверт.