ТАДЕУШ КОНВИЦКИЙ - ЧТИВО

– Кто такой? – упавшим голосом спросил я.

– Пацан какой-то. Сами увидите. Ваше дело закончено?

– Идет к концу, – нехотя ответил я. Цыпак понимающе улыбнулся и приложил к глазам бинокль. Уж этот наверняка знает больше, чем полиция, подумал я.

На ступеньках у моей двери сидел полицейский, производивший впечатление малолетнего. Увидев меня, подобострастно вскочил.

– Заместитель комиссара пан Корсак просит вас зайти.

– Матерь Божья, когда это кончится,– вздохнул я.

– У вас телефон не отвечает, вот он меня и прислал.

– Ладно. Пошли.

Опять я шел по городу. Юный служитель правопорядка деликатно держался поодаль. Со всех сторон, как оно бывает в Варшаве, налетал ледяной ветер.

По каньонам улиц со стороны Сейма неслись крики и свист.

Комиссар Корсак нетерпеливо расхаживал по застеленному газетами коридору.

– Хорошо, что пришли. Я очень спешу. Идемте ко мне в кабинет.

Он ввел меня в маленькую комнатушку, усадил на стул, а сам нервно забегал из угла в угол. Потом, помычав по своему обыкновению, сказал:

– Голубчик, надо вспомнить дом, где вы, согласно вашим показаниям, упали с лестницы.

Энергично подвигал локтями, словно пингвин, пытающийся взлететь, проверил, не растрепались ли волосы на висках.

– Нам необходимо допросить соседей и, возможно, провести следственный эксперимент. Поймите, это в ваших же интересах.

– Понимаю. Но, честно говоря, я даже не знаю, что это была за улица.

Вероятно, в центре. А где, в каком месте – хоть убей, не помню. И почему мы туда пошли, не помню: то ли она повела меня к своим друзьям, то ли просто завернула в первый попавшийся подъезд.

– Видите ли, уважаемый, проблема в том, что она нигде не была прописана.

Только недавно вернулась из-за границы. Ладно, не важно. Но уж вы постарайтесь вспомнить. Подойдите к дому, где были на именинах, и оглядитесь. Пройдитесь по улицам. Мне пора, извините. Идемте, я вам кое-что покажу.

И потащил меня за собой. Через минуту мы уже сидели в полицейской машине.

Завыла сирена. Машина резко рванула с места. Что-то мелькало за окном, какие-то автомобили шарахались в стороны, я слышал визг трущихся об асфальт шин. Наконец мы остановились. Корсак бодро выскочил, помог выйти мне. Мы были на Иерусалимских Аллеях неподалеку от Дворца.

– Бежим, – сказал он, – я опаздываю.

Мы продирались сквозь нагромождения экзотических изделий оружейников. Под невысоким деревом с остатками прошлогодней листвы стоял советский бомбардировщик в еще вполне приличном состоянии. Двое солдат в камуфляже жалобными голосами зазывали прохожих:

– Пан, купи самолет.

Перед входом в Зал конгрессов нас остановил кордон страшно худых, патлатых и бородатых молодых людей в разномастных свитерах и куртках.

– Прошу прощения, – официальным тоном произнес комиссар Корсак и принялся расталкивать бородачей.

– Это куда же? – крикнул кто-то. Корсак уже преодолел заслон и деловито зашагал к большой полукруглой лестнице, ведущей в Зал конгрессов.

– Кацапо-фашисты! – рявкнул кордон. Комиссар обернулся, проверяя, иду ли я за ним, но вдогонку ему полетел град камней, обломков кирпича и даже целая плита, вывороченная из тротуара. Втянув голову в плечи, он опрометью кинулся к лестнице. Там его ждал гигант с льняными волосами, в косоворотке и штанах, заправленных в сапоги. У этого гиганта было лицо Христа, правда Христа славянского происхождения.

Только тут я сообразил, что бородатые заморыши – анархисты, пикетирующие заседание Славянского Собора. В эту минуту изо всех дверей Зала конгрессов выбежали отряды рослых блондинов в черной коже, утыканной никелированными гвоздями; каждый, точно палицу, сжимал в руке дубинку.

Не надеясь на стойкость анархистов, я предусмотрительно попятился.

Действительно, похоже было, что ловкие, крепкие, смахивающие на роботов черные славяне сметут анархистскую мелкоту. Они шли, как комбайны по ниве, круша все на своем пути, только свистели, описывая в воздухе круги, дубинки. Врезавшись в беспорядочную толпу анархистов, славяне принялись их расшвыривать, и те падали, будто побитые градом колосья. Я видел уже только кожаные спины и руки на фоне темно-синего неба, с которого внезапно повалил густой снег.

Однако натиск когорты черных вдруг почему-то ослаб. Преимущество еще было на их стороне, но дубинки вращались все медленнее. Потом я увидел, что один из черных рыцарей удирает обратно к Залу конгрессов. За ним кинулись наутек и другие. Некоторые бежали уже босиком, у многих были разорваны утыканные грозными гвоздями куртки. В конце концов все славяне попрятались в свою крепость, с грохотом захлопывая за собой двери. А победоносная толпа мозгляков взбежала за ними по лестнице и принялась в бессильной ярости колотить ногами в бронзовые двери, за которыми заседал Славянский Собор, претендующий на управление возрожденной Европой.