Патрик Бессон - Дом одинокого молодого человека - Французские писатели о молодежи

Ее нисколько не смущал собственный возраст — шестьдесят два года, красавицей она никогда не слыла, но до сих пор сохранила живость взгляда и ослепительные зубы. Долгое время она подвизалась в артистической среде в Париже. Из-за беспечности в финансовых делах, а также за отсутствием истинного таланта сейчас ей приходилось жить за счет сестры. Замужем она никогда не была. Человек, которого она любила, — скульптор, как и она, но только стоящий — разбился на машине на западной автостраде, став жертвой немного сумасшедшего вечера и слишком крепких вин. После этого несчастья мадемуазель Фалльер увлеклась вертящимися столами и гаданием на картах. Каждый вечер перед тем, как лечь спать, около своей кровати она чертила мелом на полу три круга. Согласно одному из руководств по оккультизму ночью круги должны были способствовать установлению контактов с покойным. И каждое утро, чтобы прервать эту связь, она самолично стирала круги с помощью щетки и воска.

Столкновение столь несхожих характеров порождало конфликты, во время которых сестры общались друг с другом только посредством записок. Более начитанная мадемуазель Фалльер подкрепляла их в особо острых случаях цитатами, заимствованными у великих авторов, с непременной ссылкой на источник. Поэтому мадам де Сент-Ави случалось быть изрядно раздосадованной, когда в заключение довольно пылкого послания ей приходилось читать проклятия леди Анны из шекспировского «Ричарда III»: «Уйди, ужасное орудье ада!»

Марк видел мадемуазель де Фалльер лишь однажды, когда выходил из большой гостиной после того, как судья Роллен представил его мадам де Сент-Ави. Встретившись с ним в коридоре, она едва взглянула на него. Теперь же, напротив, приближалась, разглядывая его с весьма тягостной настойчивостью. Он торопливо вытер полотенцем лицо и тело, всеми силами стараясь скрыть свое разочарование.

— Вы великолепны! Да-да, просто великолепны, — заявила она, молитвенно складывая руки. — Поверьте мне.

Мадемуазель склонила голову набок, всем своим видом пытаясь изобразить неподдельный восторг. Марк отметил, что она, как и сестра, была похожа на обезьяну, только грудь и зад у нее были совсем плоскими, отчего она напоминала еще и обелиск.

Мадемуазель сразу же предложила ему позировать. Известно ли ему? Она лепит. Увы, Париж слишком далеко. Вызвать оттуда натурщика дело нелегкое. Она, конечно, не стала ему рассказывать о том, что единственный опыт с девушкой с Монпарнаса кончился два года назад весьма плачевно. Эту Мадлин (да, не Мадлен, а именно Мадлин) поселили на третьем этаже «замка» в просторной комнате, которую она незамедлительно раскрасила из пульверизатора в зеленый и красный цвета, мало того, сделала на стене с помощью трафарета портреты Че Гевары и Патриса Лумумбы. Из-за ее торопливости или неловкости краска разбрызгалась так, что лица несчастных борцов, казалось, были изъедены проказой. Для утренних гимнастических упражнений в качестве перекладины она использовала трубы в ванной комнате, которые постепенно расшатались и в конце концов затопили комнату внизу.

Она была дочерью самого настоящего сенатора, и это произвело на мадемуазель Фалльер огромное впечатление. Кроме того, у этой Мадлин была стройная фигура, она поддерживала форму шведской гимнастикой и длительными прогулками. Таковы были причины, заставившие мадемуазель Фалльер снисходительно относиться к тому, что натурщица называла ее не Камиллой, а Камомиллой, что у нее, вопреки общим строжайшим предписаниям экономии, день и ночь горел свет и что она разбрасывала в коридорах шелуху от арахиса, который обожала и выписывала себе из Парижа.

Драма разразилась звездной сентябрьской ночью, теплая мягкость которой вдохновила девушку совершить пробежку вокруг «замка», облачившись, если можно так выразиться, в одни только туфли на шпильках. Мадам де Сент-Ави, не любившая собак, полагалась в деле своей безопасности на бессонницу верного Таверы и на его ловкость в обращении с карабином. Встревоженная шумом (в хорошую погоду она спала с открытым окном), мадам де Сент-Ави высунулась в окно и увидела в серебряном свете блаженную Мадлин, скачущую по аллеям с прижатыми к телу локтями и ничем не прикрытой, овеваемой ветром грудью, не считая всего остального. Рассерженная мадам де Сент-Ави собралась было позвонить Тавере, дабы он положил конец этому скандалу, и тут вдруг заметила его самого, застывшего неподвижно на ступеньках у входа и всем своим видом выражавшего полнейший восторг.