Аласдер Грей - 1982, Жанин

Дай мне время подумать, Зонтаг. В моей голове – порочный Доктор.

– Нет у меня времени выслушивать все эти истории, у меня есть собственная жизнь. Позвони мне через неделю. Я все еще люблю тебя.

Но вместо этого Макс говорит:

– Я люблю тебя, Терри. В душе я все время с тобой, поэтому прошу тебя, помни: как бы плохо тебе сейчас ни было, кончится все хорошо. Мне пора.

А Роскошная шепчет в трубку: «Не бросай меня, Макс, не уходи, пожалуйста, пожалуйста, забери меня отсюда», потому что

Потому что Большая Мамочка уже сняла свою джинсовую жилетку и рубаху. И лифчик тоже сняла? Да, пожалуй, пусть эти гигантские шары танцуют свободно, пока она стягивает с себя юбку, башмаки, трусы. Никаких украшений. Она опять затягивает пояс юбки, откуда же у меня такая слабость к расстегнутым кнопкам? Ответ очевиден, ведь когда она стоит, расставив, раздвинув ноги, какое замечательное словечко, раздвинув, раздвинув ноги, Роскошная может видеть огромный треугольный куст светло-коричневого меха между ее висящим животом и глубокой щелью. Мамочка – блондинка, единственная на свете, у кого волосы на маленькой девичьей головке белые, словно известь, а мех внизу живота – золотисто-коричневый. И ее девичье личико расплывается в улыбке, когда правой рукой она достает из кармана юбки резиновую палку и мягко похлопывает ею себя по левой ладони. Заткнись, Зонтаг. На свете должна существовать хотя бы ОДНА такая лесбиянка. У Роскошной трясутся коленки, она вцепилась в телефонную трубку, как будто та способна защитить ее, и шепчет:

– Помоги мне, Макс, похоже, она собирается меня бить.

– Послушай, Терри, – мягко и поспешно говорит Макс, – этого не случится, пока они не покажут тебя доктору. Они ломают новых девочек постепенно, к тому же они знают, что ты моя жена. Тебя не будут пороть, пока не пройдет две или три недели, если ты будешь покорно исполнять все, что тебе скажут… Ты слышишь меня, Терри?

– Не сказала бы, что она от тебя без ума, Макс, – говорит Мамочка в параллельный телефон.

Она сидит в конце стола, и мне не стоит слишком отчетливо пытаться представить себе ее, боюсь, как бы я не завелся, глядя на нее, еще больше, чем от Роскошной. Почему крупные женщины вызывают такое возбуждение? Мне кажется, что тело любого человека представляет собой сексуальный пейзаж, а очень большое тело предполагает, что в нем можно и вовсе потеряться, заблудиться, вкусить таких обильных плодов, от которых невозможно потом оторваться. В одном пабе в Глазго была барменша, которую я любил разглядывать. Она носила джинсовую жилетку и рубаху с короткими рукавами, совсем как Большая Мамочка, и когда она тянулась за чем-нибудь, то ее локти с глубокими ямочками не выходили за верхушки грудей. Вид у нее был всегда скучающий и безразличный, а задница такая тяжелая, что барменша возмущалась всякий раз, когда ее вынуждали вставать или передвигаться. Была там одна посетительница, женщина почти таких же размеров, светловолосая, одетая в темный брючный костюм, которая стояла и смотрела на барменшу с выражением робкого восхищения, безуспешно пытаясь завязать с ней беседу. Я просто скользнул взглядом по этой женщине, а она вдруг одарила меня очаровательной улыбкой и приветливо пожала плечами. Словно подала знак соратнику по несчастью. Видимо, на моем лице ясно читались точно такие же эмоции, какие испытывала она. Лучше бы я поговорил тогда с этой женщиной в черном брючном костюме. Возможно, она была влюблена в барменшу, но при этом явно не была мужененавистницей. Быть может, мы с ней могли бы как-то утешить друг друга. Но мне никогда не удается придумать тему для разговора с незнакомым человеком. И я просто перестал ходить в этот паб. Не люблю, когда другие читают чувства на моем лице.

– Тебя не будут пороть, пока не пройдет две или три недели, если ты будешь покорно исполнять все, что тебе скажут… Ты слышишь меня, Терри?

– Не сказала бы, что она от тебя без ума, Макс, – ухмыляется Мамочка в параллельный телефон.

– Заткнись, Мамочка, это частный звонок, – говорит Макс. – Терри, слушай меня внимательно. Я тебе сейчас задам один вопрос, и если ты сможешь мне на него честно ответить сейчас, то я сделаю так, что тебя в ту же минуту отпустят, хотя мне это будет стоить целого состояния и друзья поднимут меня на смех. Терри, ты слушаешь?

У Роскошной хватает сил только на то, чтобы кивнуть, но Мамочка говорит за нее:

– Слушает она, слушает.

– Терри, у тебя есть ко мне чувства?