Артур Хейли - Детектив

Эрскин считал ее необыкновенным ребенком и любил повторять приятелям: «Вот увидите, она всех удивит, эта девчушка».

Даже сейчас, спустя столько лет после его смерти, Роби втайне продолжала тосковать по нему.

Школьницей она не только прилежно осваивала учебную программу, но и была активной общественницей, с энтузиазмом работая в благотворительных и воспитательных организациях. С особым пылом и вниманием она боролась с наркоманами, памятуя о причине смерти отца.

Получив государственную стипендию, она после школы поступила в один из флоридских университетов, специализируясь в психологии и социологии. Закончив университетский курс с отличием, она смогла осуществить давнюю мечту — пошла работать в полицейское управление Майами. Отец носил форму полиции семнадцать лет. Вероятно, она подсознательно стремилась окончательно примириться с его утратой, попытавшись «изменить мир». А если не мир, то хотя бы город.

Никто особенно не удивился, когда Руби блестяще закончила полицейскую академию, но вот решение Лео Ньюболда зачислить ее прямиком в штат детективов своего отдела вызвало немало кривотолков. Назначение казалось беспрецедентным.

Отделы по расследованию убийств считаются в полиции элитными подразделениями. Предполагается, что именно в них собираются лучшие детективы, самые цепкие, самые знающие, и их высокий престиж — предмет зависти остальных коллег. Поэтому назначение Руби было встречено в штыки несколькими старшими офицерами, которые сами метили на это место. Однако Ньюболд оказался непреклонен. О Руби он придерживался чрезвычайно высокого мнения. Он сказал однажды Малколму Эйнсли в доверительном разговоре: «Я просто нутром почуял в ней хорошего полицейского».

С тех пор прошло четыре года. Репутация Руби была безупречна, послужной список — выше всяких похвал.

Будучи под началом сержанта Эйнсли, она обязана была присутствовать на совещании, которое назначили на восемь утра. Но до последнего момента, когда все уже собрались. Руби оставалась за своим заваленным бумагами столом, поглощенная телефонным разговором. Проходившему мимо Лео Ньюболду пришлось поторопить ее:

— Закругляйся-ка, Руби. Нам пора начинать.

— Да, сэр, — виновато отозвалась она и почти тут же последовала за ним, на ходу прилаживая к уху крупную позолоченную клипсу, которую прежде сняла, чтобы не мешала разговаривать по телефону.

К основному помещению отдела по расследованию убийств непосредственно примыкали кабинеты для допросов подозреваемых и свидетелей, далее следовала более уютная комната с мягкой мебелью, куда нередко приводили родственников жертв убийств, еще дальше — картотека и архив, где хранились дела за последние десять лет, а в самом конце коридора располагался небольшой зал для совещаний.

В его центре стоял прямоугольный стол, за которым сидели сейчас Малколм Эйнсли, два других сержанта — Пабло Грин и Хэнк Брюмастер, а также детективы Бернард Квинн, Эстебан Кралик, Хосс Гарсия и Руби Боуи.

Гарсия — выходец с Кубы, прослужил в полиции Майами уже двенадцать лет, из которых восемь пришлись на отдел по расследованию убийств. Чуть полноватый и лысеющий, он казался много старше своих тридцати трех лет, а потому получил от коллег прозвище «папаша».

Незнакомым лицом для участников совещания оказался один лишь молодой детектив Бенито Монтес, приехавший в Майами из Форт-Лодердейла, получив по телефону приглашение от Бернарда Квинна. Как уже успел доложить Монтес, со времени его первого приезда в Майами прогресса в расследовании дела Хенненфельдов не наметилось.

По понятным причинам присутствовали здесь доктор Санчес, эксперты-криминалисты Хулио Верона и Сильша Уолден, а также помощник прокурора штата Кэрзон Ноулз.

Отвечавший в прокуратуре за дела, связанные с убийствами, Ноулз создал себе славу грозного обвинителя в суде. И это при том, что разговаривал он мягко, обладал сдержанными манерами, одевался более чем скромно в старомодные костюмы с вязаными галстуками. О нем однажды сказали, что он похож на заурядного продавца обувного магазина. Очень часто в зале суда при допросе свидетелей защиты он производил впечатление неуверенного в себе человека, нетвердо знавшего, чего он хочет добиться, — впечатление, добавим, абсолютно ложное. На эту удочку попадались многие из сидевших на свидетельской скамье. Им начинало казаться, что этому интеллигентному мямле можно безнаказанно лгать, и они слишком поздно понимали, что оказались в крепко свитой паутине, откуда им уже не выбраться.