Эрнесто Сабато - Аваддон-Губитель

— Недавно в одной кинохронике про Индию показали детишек, умирающих с голоду на улице.

— Да, мама.

— Ты тоже ее видела?

— Нет, мама.

— И еще я читала книгу одного французского писателя, Жюля Ромена… нет, погодите… Ромен Роллана — так, что ли? — вечно я путаю фамилии, просто ужас… словом, о том же.

— О чем же, мама?

— О ребенке, умирающем с голоду. Как же его звать?

— Кого?

— Этого писателя.

— Не знаю, мама. Это два писателя. И я не читаю ни одного из них.

— Тебе бы не повредило читать побольше, вместо того, чтобы столько спорить и выпивать столько виски. А ты, Эрнесто, тоже не знаешь?

— Не знаю, Маруха.

— Значит, ты полагаешь, что Сартр заблуждается. Вот видишь, тот, кто мне рассказал, говорил правду. Да или нет?

— Это не означает дурно отзываться, тупица. Это почти защита его от слабости. Я хочу сказать, защита лучшего Сартра.

Выходит, Сартр, который горюет из-за смерти ребенка, плохой Сартр?

— Ну, знаешь, это софизм величиной с целый шкаф. При таком критерии Бетховен плохой человек, потому что в самый разгар Французской революции сочинял сонаты, а не военные марши. Давай не будем снижать уровень нашего разговора.

— Ладно, вернемся к твоему аргументу. Ты хочешь сказать, что Сартр рассуждает неправильно. Что он не способен к строгому мышлению.

— Я этого не говорил. Дело не в том, что он плохо рассуждает, а в том, что он чувствует себя виноватым.

— Виноватым в чем?

— В этой смеси одержимости и протеста.

— Ну и что?

— Да так. Возможно, здесь влияет фамилия, как-никак его родственник Швейцер [31] Швейцер Альберт (1875—1965) — немецко-французский мыслитель, теолог и миссионер, врач, органист. . Другой момент — уродливость.

— Уродливость? Какая тут связь с его заявлением?

— Уродливый мальчик, жаба. Ты читала «Слова» [32] « Слова » — автобиографическое произведение Ж.-П. Сартра. ?

— Читала. Ну и что?

— Он приходил в ужас, когда на него смотрели.

— И что же?

— Что могут видеть в тебе? Тело. Ад — это чужие взгляды. От взглядов мы каменеем, мы покоряемся. Разве не это темы его философии, его литературы?

— Как ты легковесно судишь. И к этим четырем словам ты хочешь свести все учение Сартра?

— Если память мне не изменяет, ты только что требовала, чтобы я это сделал. Панта реи.

— Ладно уж, теперь ты хочешь сделать основой целой философии психологический комплекс. А если тебя уличат большевики?

— Стыдливость — это не тривиальное чувство, особенно стыдливость ребенка. Она может достичь потрясающего экзистенциального уровня. Я стыжусь, значит, существую. Отсюда исходит все.

— Так уж и все! По-моему, ты чересчур размахнулся.

— Почему? Главная тема в произведениях творческой личности исходит из навязчивой идеи его детства. Подумай о литературных опусах Сартра. Хоть кто-нибудь там выведен голым?

— Думаешь, у меня нет другого дела, как вспоминать персонажей Сартра, как они одеваются или раздеваются. Я уже сто лет как его не читаю.

— Я это говорю, потому что ты меня довела. Одному хочется смотреть на людей сверху вниз — так он себя чувствует всемогущим. Девушке нравится наблюдать за подругой, когда та ее не видит. Какой-то чудак наслаждается, воображая себя невидимкой, и одна из его радостей — подглядывать в замочную скважину. Еще кто-то представляет себе ад в виде взгляда, пронзающего его насквозь. В одном произведении ад — это взгляд женщины, взгляд, который приходится терпеть целую вечность.

— Ладно, хватит. Мы уже Бог знает куда забрели. Но философия…

— Мне кажется, ты читаешь книги поверхностно. Или ты не читала «Бытие и ничто» [33] « Бытие и ничто » — главное произведение Ж.-П. Сартра. .

— Конечно, читала, но это же девятнадцатый век.

— Потому-то я и говорю.

— Что говоришь?

— Что ты все читаешь поверхностно. Иначе ты постоянно вспоминала бы о невидимом мире, о полете души над землей. Там целые страницы о теле, о взгляде, о стыдливости.

В это время вошел Кике и сказал:

— Маруха, ты с каждым днем все хорошеешь, et tout et tout [34] И все такое прочее (фр.). . — Потом, обращаясь к С.: — Добрый день, мэтр.

Тут С. понял, что засиделся, и ушел.

Едва он вышел, Беба с возмущением набросилась на Кике:

— Я предупреждала тебя, чтобы ты его не задирал, хотя бы в моем присутствии!

— Не могу себя сдержать, любовь моя. С тех пор как он заставил меня работать в его романе, надо хоть немного разрядиться. Зануда. Трижды педант, пустой болтун. Когда-нибудь, когда будет время, расскажу тебе парочку историй, пальчики оближешь. И все эти сплетни, уверяю тебя, точно документированы.