Бернхард Шлинк - Летние обманы

Но может быть, она ни разу не съездила в тот город потому, что боялась вспомнить горечь их разлуки?

После бала он проводил ее домой и на прощание, у дверей, поцеловал, а на следующий день они встретились и встречались с тех пор каждый день, пока он не уехал внезапно. Стоял сентябрь, студенты разъехались, а она осталась в том городе ради него, родителям же, дожидавшимся ее приезда домой, сочинила сказочку о какой-то студенческой практике. Она провожала его на вокзал, и он обещал, что будет писать, звонить и скоро вернется. И с того дня она о нем больше не слышала.

Эмилия вышла на балкон, звонила родителям. Наконец она вернулась и сказала, что поездку разрешили, но при одном условии: каждый день — утром, в обед и вечером — она будет им звонить.

— Я за тебя отвечаю, бабушка, и надеюсь, ты меня не подведешь.

— То есть не удеру? Не напьюсь в лоск? Не свяжусь с каким-нибудь сомнительным субъектом?

— Бабушка! Ты же понимаешь, что я имею в виду!

«Нет, не понимаю». Но этого она не сказала вслух.

На другое утро бремя ответственности уже не столь тяжко давило на плечи Эмилии, и она радовалась поездке. Они едут в город, где бабушка жила, когда ей было столько лет, сколько сейчас Эмилии, — это интересно! В дороге она принялась расспрашивать бабушку о городе и об университете: как проходили там занятия, как жили студенты, где жили, что ели, как развлекались, и чего после войны им больше хотелось — развлекаться или зарабатывать деньги, и много ли бывало у них романов, и как они предохранялись.

— Там, в университете, ты и познакомилась с дедусей?

— Нет, мы были знакомы с детства. Родители дружили домами.

— Хм… не очень-то романтично. А я вот хочу, чтобы было романтично. С Феликсом я порвала. Незачем тащить эту школьную дребедень с собой в университет. Новый этап жизни, ну так пусть он будет новым во всем. Феликс нормальный парень, но мне теперь этого мало, нормальный — это не то. Где-то я читала, что брак может получиться удачный, если те и другие родители сами его устроят для своих детей. Но я-то ничего такого не хочу. Я…

— Все было совсем не так. Родители вовсе не устраивали наш брак, но родители дружили. В детстве мы виделись несколько раз, ну и все.

— Не знаю, не знаю… Понимаешь, родители своим детям подают как бы сигналы, эти сигналы не всегда осознаются детьми. И родители их не всегда сознают. Они просто видят, что их дети подходят друг другу в смысле семейной жизни, положения и денег, и думают: вот было бы хорошо детям пожениться! Такие мысли возникают у родителей всякий раз, когда они видят детей вместе. Ну, они высказывают какие-то соображения, делают намеки, что-нибудь одобряют, поощряют, и все это застревает в мозгу, крохотные такие зацепки.

И так далее в том же духе. Где только Эмилия всего этого начиталась? Что даже в пятидесятые годы девушки пребывали в уверенности, будто бы можно забеременеть от поцелуя. Что мужчины наутро после свадьбы подавали на развод, если оказывалось, что невеста не была девственницей. А спортом девушки так любили заниматься, потому что могли свалить на спортивную травму утрату телесной девственности. А женщины после ночи с любовником спринцевались уксусом, чтобы не забеременеть, и что вязальной спицей выковыривали плод.

— Какое счастье, что сегодня ничего подобного и в помине нет! А вы не тряслись от страха перед первой брачной ночью, если до того ничего не было? Скажи, а дедуся и правда был у тебя единственный мужчина за всю жизнь? И ты не жалеешь об этом, не думаешь, что многое в жизни упустила?

Чуть повернувшись, она смотрела на внучку — ишь как разговорилась! Гладкое миловидное личико, ясные глаза, твердый подбородок; быстро и энергично движутся губки, несущие всю эту несусветную околесицу. Прямо не знаешь, плакать или смеяться. Неужели все их поколение такое? И все они живут только сегодняшним днем, отчего прошлое и видится им в таком вот кривом зеркале? Она начала было рассказывать внучке о войне и послевоенных годах: о чем мечтали тогдашние девчонки и женщины, о том, какими были мальчики или мужчины, с которыми они встречались, и об интимной стороне жизни. Но все, о чем бы она ни пробовала рассказать, звучало пресно и скучно, она и сама это заметила. И тогда она заговорила о себе. Когда же дошла в рассказе до поцелуя после бала, вдруг рассердилась на себя: вот уж язык без костей! К чему это, зачем откровенничать о своих отношениях с тем студентом. Спохватилась, да поздно.