Сергей Юхин - Операция выбор Ы!

— Я к сестре поеду под Киев. Тридцать километров. Дня на два. Можно? — спросила Нина Сергеевна, оживляясь.

— Я же сказал — прикрою, как смогу, но лучше договориться с человеком, который отмечает присутствующих. Эдик его зовут. Вон там, курит, возле стенда с объявлениями… Да вот же, в черном костюме… Видите? В очках…

Нина Сергеевна упорхнула, натянув нарядную улыбку на лицо, договариваться с Эдиком.

— А я у подруги поселюсь. У нее трехкомнатная недалеко отсюда. Утром на занятия легко добираться, — заявила Екатерина Васильевна, — Тань, ты со мной? Места хватит, подругу я предупредила. Чего тебе в гостинице мучаться…

Я замер. Если согласится — операция по сближению будет сложной. Лучший способ сохранить целомудренность — таскать за собой не красивую, пятидесятилетнюю дуру, еще хуже, если мужчины для этой дуры погибли как класс. Я не знал, чего хочет Таня от этой командировки. Если сберечь верность мужу, то поедет с Екатериной Васильевной. Если приключений — то останется в местной гостинице при учебном заведении.

— Лучше я останусь здесь, не люблю напрягать чужих людей. И лишние полчасика можно поваляться утром в кровати… Не надо на транспорт время тратить…

«Это еще ничего не значит!» — успокаивал я свои бушующие гормоны.

— Да ты что! Вечером вина выпьем, в центре погуляем, — засуетилась Васильевна, — повеселимся…

Ого! Да она хочет Таньку использовать, как приманку на мужиков. Есть еще порох… Вот тебе раз! Держись, Танюха…

— Все, дорогие, я пошел знакомиться с людьми, решайте сами, кто куда едет, кто где живет… Устраивайтесь. Я на связи. В десять завтрак в столовой. Я уже кушал, но приду вас навестить. Занятия в одиннадцать.

— Я позвоню, — кинула Таня мне в след. Не оборачиваясь, я махнул рукой — понял, жду.

За сорок минут я успел познакомиться со всеми делегатами, успел забыть их имена, кокетничал с молодыми девчонками, они кокетничали со мной, поучаствовал в расселении двух львовянок, симпатичных и болтливых, позвонил Таньке, но она от моих услуг помощника отказалась, побеседовал с пожилым главредом заштатной колхозной газеты, приехавшим из Сумской области. Он, непонятным образом, был обо мне наслышан и пытался выяснить мое мнение по поводу роли молодого поколения в общественно-политической жизни страны. Я нес совершеннейшую чушь, почерпнутую из партийных методичек и, даже, не краснел. Главред остался очень доволен разговором. Он долго тряс мою руку, благодаря за твердую позицию и ясность мысли. Позже я узнал, что одним из авторов этих методичек был он сам.

Занятия начались бурно, столичные организаторы с первых минут взяли нас в оборот, не давали ни одной свободной минуты, суета, смена декораций, мелькали плакаты и графики, лекторы сменяли друг друга, выскакивали, как черти из табакерок, маялись возле трибун, трудно было запомнить их лица, невозможно переварить их торопливые речи. В аудиториях постоянно жались в углах неприметные людишки — представители партии, контролирующие процесс обучения, для них и была создана вся эта деловая суматоха — партия платила деньги и, партия должна быть уверенна, что не зря.

На второй день я совершенно забыл цель своего пребывания в столице — лекции, семинары, практические занятия совершенно не соответствовали ни общей тематике курса, ни тому, что было задекларировано в программке и плане, ничего не происходило вовремя, только перерывы на кофе. Сплошная околополитическая каша, винегрет из лозунгов, столичных сплетен, громких имен и газетных цитат. Очень все это походило на алкогольные былины нашего штабного политтехнолога Кравченко. Только дороже, чуть-чуть смелее, красочнее и циничнее. Запомнился мне один известный оранжевогалстучный журналист, который вещал о методах создания новостных сюжетов и «информационных волн», говорил он уверенно — «окей», «месседж», «симпатики», и о сужении и расширении восприятия… Я не выдержал и поинтересовался, как он, человек, который всю революцию с экрана телевизора рассказывал мне, какое я говно, теперь учит это говно своему мастерству? Я и не надеялся, что он покраснеет, или дрогнет рука, или голос сорвется. Я думал, что он начнет врать про приоритеты, переосмысливание или смену ориентиров. Ничего подобного! Не меняя интонации, улыбаясь открыто и понимающе, добродушно, немного печально, но уверенно, словно доктор, разговаривающий с тихим пациентом, безусловно, душевнобольным, однако, не опасным для общества, он объяснил, что «ничего личного», у него был бизнес план. И он его осуществил. Был заштатным голодным журналистом, а стал заместителем директора телерадиокомпании. Он продает свои знания и таланты. Сегодня платят одни, вчера платили другие. А что касается убежденности и искренности, то на эти качества установлен отдельный тариф. Тысяча едких фраз уже рвались из меня, притихшие слушатели ждали развития возможного конфликта, проснулись, потирали тихо руки под столами, но, я вспомнил о своем личном Плане и, осекся. У него есть План. У меня есть План. Ничего личного, чистый бизнес. Но, мой план более мерзкий — я придумал его не подстегиваемый голодом, и не в жуткой безнадеге. А чисто из спортивного интереса, от скуки я решил попользоваться человеческими слабостями и управляемостью, естествоиспытатель, бля! Осекся я, и пожелал ему успехов в жизни, сорвавшись, однако, на иронический тон.