Сергей Юхин - Операция выбор Ы!

— Новости есть?

— Все под контролем.

Только скажите, что я нужен, назначьте время и место сбора! Я приду.

— Новости есть?

— Все под контролем.

Дайте транспарант, ленточку на рукав, познакомьте меня с единомышленниками.

— Указания не поступали.

Я забыл, какой день недели, время года… Заказчики заморозили выплаты, поставщики не присылали материалы. РЕВОЛЮЦИЯ. Половина страны на майданах. Они обучены на тренингах, они долго готовились; это не стихия, работа проведена блестяще, правильно говорят, организованно передвигаются. Какие отработанные улыбки! Куда нам, ошарашенным и хилым, до этого слаженного механизма! Какие могут быть дебаты?! Нас распнут на энэлпишных крестах, нам поломают суставы новейшими политтехнологиями и бросят в придорожную канаву, наблюдать праздничное шествие новых хозяев. Но, пока я в здравом уме, хочу стоять среди оранжевого моря с собственным флагом, на котором напишу свое имя, не ради призрачной победы, а чтобы все знали, что кто-то думает иначе. И мне страшно, но я верю — на другом майдане стоит такой же человек, с другим флагом, другим именем на флаге, один, и верит, что я тоже стою.

Приехал Андрюха — не бритый, в теплом шерстяном свитере под курткой «Коламбия», похожий на геолога-шестидесятника.

— Дела не важнецкие, — мы сидели у меня на кухне. Андрюха был озабочен, — если так продлится, можно зубы на полку положить. Зарплату рабочим платить надо, а то, разбегутся все. Не соберешь.

На его осунувшемся лице переливалась целая гамма чувств — злость, безысходность, усталость и надежда, что я его успокою.

— Да, — я не находил обнадеживающих слов, страдая от этого еще сильней.

— Что в партии говорят? Ты же общаешься… Может, надо помочь, — Андрюха нервно чесал коротко стриженую голову.

— Ничего не говорят. Отсиживаются, что ли… Мне, иногда, кажется — капец, приплыли, все решено. Поэтому и не дергаются. Жопы свои спасают. Сдали нас с потрохами.

Я, вдруг, вспомнил, как Квакин на свадьбу, в довесок к набору «цептеровской» посуды, подарил мне партбилет. «Партия власти» — шептал он. «Знаешь кто в ней?» И назвал несколько известных имен из столицы, это были люди, занимающие серьезные посты. «А у нас кто? Ну, местные боссы…» Саня сказал. Я услышал фамилию человека, с которым мы росли в одном дворе. «Спасибо, Саня. Может, пригодится еще» «Еще как, пригодится!».

— Давай в штаб сходим, — предложил Андрюха, — все равно сидим без дела.

— Да ходил уже, все на шифрах, молчат, как партизаны. Слова путного не добьешься.

— Вот, блядь!

— Поехали, денег у заказчиков поклянчим, — находиться дома я уже не мог. Все прокурено и веет одиночеством. Запасы продуктов кончались, а голодать я не любил.

Мы проехали по вымершему городу в офис нашего самого важного работодателя. Застали там мелкого клерка, созвонились с директором, выпили кофе, денег не получили и разъехались по домам. Стало грустно и не уютно думать о завтрашнем дне. Все проблемы обострились в свете неизвестности, хаоса и отсутствия прибылей. Так весенний авитаминоз усугубляет чувство одиночества и вакуума вокруг тебя. Мы с Андрюхой владели небольшой фирмой по строительству автозаправочных станций, зарабатывали столько, чтобы не чувствовать себя неудачниками, но не так много, чтобы заинтересовать правоохранительные органы или рейдеров, обедали каждый день в симпатичном татарском ресторанчике, лениво строили планы на ближайшее время, переполняясь иронией и жалостью, как говорил хороший бородатый мужик, застрелившийся в шестьдесят первом году прошлого века от боли и пьянства — иронией и жалостью. Приятными сытыми чувствами людей, которых не волнует проблема поисков куска хлеба на завтрашний день, руки свободны, можно погрузить их в глину, испачкать краской или чернилами, можно просто выпить дорогого коньяку, рассматривая сквозь стекло бокала его изумительный маслянистый цвет. Вдруг, это все оборвалось по совершенно не зависящим от нас причинам — грубо, смело ураганом соломенные хижины на белом песчаном берегу — и мы, несчастные, слабые перед стихией туземцы, собирали подгнившие кокосы в пенном прибое, молясь злым каменным богам, раздирая до крови грудь ногтями в великой печали.

Я в очередной раз набрал номер Квакина. Женский равнодушный голос ответил, что абонент находится вне зоны досягаемости. Зло выругавшись, я нажал кнопку «отбой». Позвонил отец:

— Как настроение?

— Держимся, — неуверенно ответил я, — только не понятно, что делать? И, как обычно, кто виноват?