Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)

Кто-то охрипшим голосом сказал:

— Страшно жизню-то терять! И свобода от этой мысли не люба!

Другой, вихрастый парнишка, поддакнул:

— И то верно! К тому же хочь не сейчас пристрелют, дык потом поймают и разделаются! Прятаться-то негде больше. Я вот что скажу: нам уж почти нечего терять. Многие из нас совсем сиротами остались, у других семью в плен взяли, куда нам теперь? Пускай уж везут в Германию! Там хоть какое-то место будет, хочь до смерти работать придётся, а всё одно! Да и кто знает, что там в энтой Германии, могти даже лучше, чем здесь?

Ваня ответил ему:

— Ну-ну, чего разбушевался? Эка видано: в Германии и лучше! Сдурели вы!

Скрыться-то можно на время у дядьки Тимофея, он уж куда-нибудь пристроит, а если придётся, то и в лесу прятаться будем. Порешайте!

Пошли озлобленные споры, и Мите с Ваней то и дело приходилось попридерживать разбушевавшихся ребят, дабы не накликать беды в виде всё пронюхивавших немцев. Но уже было ясно — уговоры бесполезны. Души мальчишек совсем ослабли, чтобы бороться за свою свободу. Кое-кто ещё колебался в нерешимости, но сомневающиеся оказались в большинстве, и это всё решило.

Омрачённый Ваня обратился к Мите:

— Ну, а мы как, тоже остаёмся или бежим? И сам сразу же уверенно ответил:

— Я бегу в любом случае! Пусть хоть пристрелят, пусть тяжко затем придётся, да не люба жизня такая-то, в неволе, Митька?

Теперь и Митя оказался в нерешимости. Он растерянно смотрел на своих товарищей и, слегка запинаясь, сказал:

— Как же так? Мы убежим, а они останутся? Не-е-ет, я на такое дело не согласен. Ты пойми, мне тоже тошно в неволе, да ещё и у этих душегубов, но как же остальные?

Ванька сплюнул от досады и несколько грубовато сказал:

— Да по что ты в благородного решил играть? Не видишь, что ли? Боятся малые! Силком не поведёшь же их за собой. Митька, да прекрати ты это дело! Они сами свой удел выбрали, и от тебя ужо ничего не зависит. Бежишь?

Как плохо быть беспомощным мальчишкой, который ничего не может сделать, чтобы прекратить войну и спасти людей! Митя чуть не плакал от досады, но это действительно было не в его силах. Беспомощными оказались даже взрослые мужчины, которые погибли, и погибнет их ещё немало. А он мог решать только за себя, и то эта возможность оказалась очень ненадёжной, как натянутая нить над пропастью.

Митя отвернулся от своих товарищей. В нынешнем положении они все были товарищи. По несчастью. Мальчик не хотел смотреть на них: на тех, с кем жил на одной улице, на тех, с кем играл когда-то, и на тех, с кем довелось познакомиться только здесь, оказавшись в плену у фашистов.

Дядька Тимофей, ожидавший снаружи, и всё время находившийся в напряжении, с тревогой спросил у племянника:

— Митька, решил? Не тяни время-то, а то всем нам несдобровать!

Парнишка глубоко вздохнул:

— Бегу.

На следующий день рано утром действительно прибыл эшелон. Погода после дождя стояла пасмурная и промозглая, поэтому выгнанные из бараков подростки дрожали от холода. Размытая глина неприятно чавкала под босыми ногами мальчишек и тяжёлыми сапогами немцев. Фашисты то и дело что-то приказывали на своём грубом и непривычном языке.

Один из конвойных, толкнув к вагону ближайшего мальчишку, крикнул:

— Beeilen, Sie sich!

Митя, следовавший сразу за Ванькой, тихо спросил у него:

— Что это значит?

Товарищ передёрнул плечами. Мол, ему-то откуда знать.

Немцы выстроили подростков в шеренги и по очереди стали пропускать в вагоны эшелонов.

Митя слегка дёрнул рубашку Ваньки и глазами указал ему на вагоны эшелона, намекая на то, куда им бежать. Шёпотом он передал ему:

— Когда я второй раз так же дёрну тебя за рубашку, сразу ныряем под вагоны и со всей мочи бежим в лес. Ванька кивком согласился.

А очередь всё приближалась. Митя не видел, сколько ещё человек стояли между Ванькой и эшелоном, но почувствовал, что осталось совсем чуть-чуть.

Когда очередь дошла до Ваньки подниматься по ступенькам, Митя с силой дёрнул своего товарища и сам сразу же юркнул под вагон. Немец, стоявший рядом, не ожидал такого поворота событий и промедлил, прежде чем началась стрельба по беглецам, да и всё перегородивший эшелон был помехой. Среди фашистов поднялась суматоха.

Митя бежал к лесу из последних сил и не знал, бежит ли рядом с ним Ванька. Страх мешал обернуться, а пули свистели то справа, то слева. Сердце бешено колотилось, а мысли наоборот завершили свой ход.

Конвойные не стали догонять сбежавших, хотя стрельба не прекращалась до тех пор, пока Митю и Ваньку совсем не стало видно. Проворность и желание жить помогли. Они спаслись.