Наталья Галкина - Пишите письма

Я записала в своем любимом блокноте: «„Самый простой случай нуль-транспортировки — память“. Наумов». Нарисовала цветочек и записала еще: «Наумов: „Вся литература делится на ветхозаветную и новозаветную“».

От осени к весне ехал меридианный трамвай, позвякивая, зажигая свет среди сугробов предновогодья.

Истощаясь в связи с зимою без своих раскопок, потихоньку начал сходить с ума Костя Чечеткин. Он осознал, что его главный враг — Мумификатор.

Идеи фикс этих двоих были полярны: один мечтал предать безымянные кости земле, дав им имя, могилу, похороны, вернув им, если можно так выразиться, личность; другой изготовлял мумии великих вождей, предназначенные для всеобщего обозрения и поклонения для сплачивания их племен.

Чечеткин следил за Мумификатором, крался за ним, выкрикивал издалека угрожающим голосом одному ему понятные фразы:

— Кто раньше встал, того и тапочки!

Мы со Студенниковым, не сговариваясь, следили за Чечеткиным, чтобы он чего не отчебучил и не попал в лапы незримой охраны своего антагониста.

Однажды после метели в пору белоснежных сугробов Костя сгреб огромный снежок и собрался было запустить его врагу в рожу; тут неведомо из каких щелей повыскакивали четыре близнечных дяденьки, положили безумствующего поисковика на снег, вывернув ему руки, — тихо, быстро, безмолвно. Мумификатор подошел. Нам показалось: сейчас поставит на голову поверженного ногу. Мы выскочили с воплями, не боясь, поскольку не раздумывали; разыгрывали мы, импровизируя, безутешных родственников, выкрикивали, что вот, мол, выпустили давеча с Пряжки, недолечили бедного дядю, свата, деверя халтурщики-доктора, халатное отношение, вы на него не серчайте, он не злой, никого не убил пока, и это у него в руке не граната, снежок, да вы вглядитесь, он в детство впал, принял вас за дружка-второгодника из параллельного класса. Мумификатор смотрел на нас, задрав подбородок, ничего не выражающим холодным взором жреца, высшего существа недосягаемой касты. Потом он еле заметным кивком дал охране отмашку, те выпустили Костю, пропали, рассредоточились. Жрец удалился в парадную «Дворца излишеств» под сень московских кустистых капителей кургузых колонн, Студенников помог Чечеткину подняться, я отряхивала с его ветром подбитого пальтеца снег.

— Ты что пьешь? — сурово спросил Студенников. — «Солнцедар»? Бормотуху? «Самжене»? Сейчас бы поехал куда Макар телят, только бы тебя и видели. Ты камикадзе?

— Борец я за правду, — слизывая кровь с разбитой губы, произнес бледный борец. — Если бы его Большого Покойника похоронили и моих бы мертвецов полки в землю легли родную, упокоились бы навеки.

— Не навеки, а до Страшного суда. Иди домой молча, проспись, — произнес Студенников.

Под руки привели мы Костю в жилую единицу его, он упал на железную кровать, плакал.

Было поздно, Студенников пошел провожать меня домой на Благодатную, заметенную, перечеркнутую рельсами. Если бы я могла, я бы увеличила расстояние до дома моего в пять раз, в десять.

— А рыжие тоже зимой мерзнут?

— Кто же с тобой мерзнет? Тепло мне, Студенников, тепло, морозушко.

Мы всегда с ним болтали что попало, говоря вкось и вкривь, как придется.

Позже, много позже, почти жизнь спустя, едва начинали в воздухе летать белые мухи, я вспоминала эту нашу первую прогулку, а за ней остальные; вот только не могла я определить, все ли наши променады происходили въяве или некоторые все же приснились мне.

В какую-то минуту отодвинулись дома Благодатной улицы, заснеженная даль стала совершенно сельской, тишина — не городскою; мы преодолевали маленькие сугробы восхолмия карликовой насыпи узкоколейки; в безветрии не слышно было даже привычного бряканья фонарных жестяных нимбов: все ветра аэродинамической меридианной трубы стихли, стихли и сквознячки притоков улиц и переулков ее.

— Нет больше писем в моей сумке, — сказала я, — их читают адресаты (а некоторые, может быть, уже ответы строчат). Но я открою тебе один секрет…

Непонятным образом мы перешли на «ты», я была младше лет на десять, но с легкостью советского инфантильного существа сменила местоимение обращений.

— Только не смейся. Я так скучаю по конвертам, что постоянно ношу с собой один пустой.

Студенников остановился.

— Даже пустой запечатанный конверт хранит в себе тайну, — сказал он. — Дай мне его.

Он повертел конверт, макнул смуглые негритянские пальцы в сугроб, провел ими по клеевой полоске, запечатал безмолвное пустотное послание, положил конверт на снег.