Николай Астапчук придвинул к Сеймуру ручку с чернильницей и лист с текстом заявления о желании вступить в азербайджанскую дивизию и показал, где подписаться.
Сеймур машинально взял у него ручку, но в чернильницу ее не макнул.
— Я очень благодарен за ваше предложение, но я надеюсь, вы согласитесь с тем, что я не могу его принять, — медленно произнося каждое слово, сказал Сеймур. — Видите ли, я в присутствии двух тысяч солдат давал присягу на верность своей стране. Я не могу ей изменить. Это невозможно! По моему убеждению, офицер, нарушивший присягу, обязан застрелиться, — последнее предложение показалось ему наиболее убедительным.
Лицо Шведенклея оставалось невозмутимым.
— Я считаю, что вы приняли неправильное решение, — равнодушно сказал он. — Но мы никого не уговариваем. О нашем разговоре забудьте. Обращаться к вам в дальнейшем мы не будем.
В передней переводчик Астапчук что-то сказал конвоиру, и тот, кивнув головой, вышел на улицу. Сеймуру это не понравилось. Переводчик сам проводил его до выхода.
— Я вам все-таки советую принять наше предложение. В силу обстоятельств его нельзя будет повторить даже при желании. — сказал переводчик.
— Да, конечно, я понимаю, но, к сожалению, согласиться не могу, — с грустным видом сказал Сеймур, думая о том, что его ждет на улице.
Ничего не произошло. В том же автозаке его отвезли в лагерь. Там солдаты сдали его охране, после чего втолкнули в барак и захлопнули за ним дверь.
Витек сидел на нарах, с мрачным видом держась за окровавленное ухо. Увидев Сеймура, он изобразил удивление.
— Извините, вы кто?
— Не узнал? Братец Кролик, пришел навестить братца Опоссума. Проходил мимо, постучался. Что с ухом?
— Побочный эффект… Дубинкой задело. Спросил Казимира, куда ты исчез, а он мне сказал «пся крев!» и дубинкой дал два раза по спине, теперь не могу поднять руку. Слушай, говорю серьезно, я хочу убить Казимира.
— Хоти, хоти. Ты убьешь одного дегенерата, а другие дегенераты через десять минут повесят тебя. Это невыгодно.
— Кому невыгодно?
— Мне невыгодно. Когда отсюда выберемся, не знаю как, но выберемся, вот тогда мы с ними посчитаемся.
Витек скривился от боли, он смеялся.
— Слушать приятно!.. Лучше расскажи, где тебя носило?
— Обычное дело, позвали на чашку кофе.
— С одной стороны, ты поступил глупо, как последний, ну скажем несмышленыш, а с другой — абсолютно правильно, то есть очень мудро и дальновидно, — сказал Витек, выслушав рассказ Сеймура. — Если бы ты согласился пойти к ним на службу, то со временем у тебя появился бы шанс сбежать. Теперь ты как был, так и остался жалким остбайтером, а мог бы стать процветающим предателем Родины. Это с одной стороны. А с другой, вернувшись сюда, ты не дашь умереть в одиночестве своему несчастному другу Виктору Самарскову, который день и ночь мечтает хотя бы перед смертью съесть опоссума в жареном или вареном виде. А чего хмуришься?
— Вспоминаю одну фразу переводчика Астапчука. На прощанье он сказал, что в силу обстоятельств меня больше не позовут. Я почувствовал, что сказано это неспроста. Узнать бы, что это за обстоятельства ожидаются.
— Обстоятельства налицо. Котлован вырыли, фундамент забетонировали!.. Товарищи фашисты перестреляют всех к чертовой бабушке, вот и все обстоятельства!
Виктор замолчал, когда перед ними появился взбешенный Збышек. В правой руке он держал дубинку, а левой размахивал листом бумаги.
— Что это? — он сунул в лицо Виктору лист бумаги.
— Не знаю, я по-немецки не понимаю.
— Это разрешение на ввоз в лагерь заключенного. — Збышек по слогам прочитал имя заключенного. — Сей-мур Ра-фи-бей-ли. Получается он не Толик? Значит, ты меня обманул?
— Пан Збышек зря волнуется, — сладчайшим голосом сказал Виктор, — это невозможно, обмануть пана Збышека.
— Разрешение на выезд и въезд в лагерь выдают немцы. Был бы он Толик, они бы написали Толик. Немцы никогда не ошибаются!
— Никогда не ошибается только папа римский! Будь папа римский здесь в нашем бараке, он объяснил бы пану Збышеку, что одни имена иногда заменяются другими.
— Здесь? Его святейшество… — сбитый с толку Збышек торопливо перекрестился.
Виктор явно наслаждался произведенным эффектом:
— Напомните, как зовут его святейшество? — попросил он Збышека.
— Пий двенадцатый, храни его Бог!
— А ведь у папы римского есть и второе имя, то есть первое?
Настоящее имя папы римского истово верующий католик Збышек вспомнил не сразу.
Читать дальше